— Кстати, маг-самоучка, ты бы, пока лежишь, книжку полистал, глядишь — на заклинание наткнешься. — Черт достал из торбы книгу в кожаной обложке и кинул ее покрасневшему ангелу.

— И поторопись, — со смешком добавил Самсон, кивая на облако пыли вдали, — а то вон, за нами уже едут!

И точно, взбивая песок крепкими копытами и скаля зубы, на большой скорости приближались десятка два верблюдов. Меж лохматых горбов сидели женщины. Всадницы размахивали нагайками и лихо свистели. Развевающиеся от быстрой скачки черные балахоны делали их похожими на стаю ворон.

Таксистки притормозили перед отдыхающей на песке компанией.

— Тпру, проклятая! Тпру, отродье шакала! — закричала предводительница, пытаясь успокоить строптивую верблюдицу.

Животное обиделось и сбросило всадницу со спины, успев на лету еще и укусить ее за ногу. Предводительница, пока приземлялась на толстый зад, каким-то непонятным образом умудрилась дать сдачи. Оказавшись на песке, женщина подползла к Гуче.

— Вах-вах-вах! — запричитала она, целуя пыльный сапог. — Если б я знал, ишак недорезанный! Если б знала, дочь шелудивой ослицы! Если б я знало, отродье заблудившегося шакала, да я бы сам… сама…

— Что это с ней? — Самсон присел и попытался рвать толстые пальцы от обуви друга. Не тут-то было!

— Видимо, наш прошлый визит вспомнила, — рассмеялся Гуча. — Это же Хасан, наш давний знакомец! Помнится, он… она… даже и не знаю, как его назвать…

— Ишаком Хорезмским меня назвать! — взвыл Хасан.

— Ну да, этот самый ишак пытался нас в гарем продать. Да оставь ты в покое мой сапог!

— Не а-а-аставлю, дарагой! Не а-а-аставлю!!! Слюшай, ну пашютил я тогда, ну бывает же, да?

— Ну и мы «пашютили», — передразнил его черт.

— Слюшай, дарагой, пашюти назад, а? — В голосе несчастного звучало такое страдание, такая тоска, что сентиментальный Бенедикт не выдержал и заплакал.

— Я же не специально, — пролепетал он.

— Слюшай, я же тоже не списиално. — Главарь таксистов поднял голову и с надеждой взглянул черту в лицо. — Да если бы я знал… знала… Если знать, что на целых десять лет женщиной стану, то я бы вас на собственной спине — я бы на карачках… Через пустыню ползком в любую страну отвезла… отвез… о-о-отвезло-о-о…

— Да вернем мы вам все, вернем, — попытал успокоить Хасана ангел.

— Верни, дарагой, верни! Гордость мужскую верни!

— Это он о чем? — Бенедикт выпучил глаза.

— Да уж не о том, что ты додумал, олух — ответил Гуча. — У мусульман главный признак мужчины борода, а вовсе не то, чем детей делают!

— Чем детей делают, пожалюсто-о-о-о, тоже верните! — еще громче завыл Хасан и переполз к обуви Самсона.

— Эй, что ты, не ко мне, это к блондину обращайся! Я вас не заколдовывал!

Хасан метнулся к изящным сапожкам Бенедикта, по пути приказав своим воронам:

— На колени, нечестивые! Вымаливайте прощение, дочери страшной обезьяны!!!

Дамы посыпались с верблюдов, словно спелые груши, и последовали примеру предводительницы.

— Да расколдуй ты их! — заорал Рыжий воришка и попятился. — Они же обувь до дыр зацелуют! Вон их сколько!

— Сейчас, — ответил ангел, отскакивая от наползающих на сапоги поцелуев.

— Тихо! — Командирский окрик черта положил конец суматохе — Заклинание надо читать на месте преступления. Разворачивайте свои тачки, чего время тянуть! Наведем порядок в государстве гаремного типа!

Обрадованные таксистки мигом разостлали на горячем песке разноцветные ковры, уложили на них торбу я узлы с провизией и поклонились, приглашая на борт.

— Ниже кланяйтесь, хвосты старой коровы, страдающие поносом, ниже, я сказал! — подгонял подчиненных Хасан. — Прашю, праходите, дарагие гости! Сделайте одолжение старому Хасану… Хасане… Тьфу! Никак не запомню, как теперь называться. Прашю, гости дарагие!

Мужчины устроились, и начальник таксисток произнес летучее заклинание: — Ни пуха ни пера!

— Вперед и с песней! — закончил за него Гуча и улыбнулся, вспомнив, в какой спешке они в прошлый раз покидали Фрезию.

Ковры взмыли в воздух и на большой скорости понеслись к столице пустынного государства.

Оставшиеся на земле оседлали верблюдов и попылили следом за воздушным караваном, постепенно превращаясь в маленькие темные точки на желтом песке пустыни.

Гуча посмотрел вниз — те же изумрудные оазисы, белые пятна солончаков да кости несчастных, на свою беду оставшихся в пустыне без воды и проводников.

Хасан все еще причитал и всхлипывал, не веря в свою удачу.

— Как поживает прекраснейшая Пит-Буль-Терьер? — ехидно осведомился заскучавший Гуча.

— О, Гуль-Буль-Тамар в трауре по своему гарему. — Хасан сделал скорбное лицо и утер рукавом слезинку. — Десять лет в трауре. И что мы только не делали! И набеги делали! И сами сбегали! Все бесполезна! Э-э-эх!

— Это почему?

— Патаму что украдешь в соседней стране мужика, а домой привезешь — тоже женщина! Вах!

— А сами что ж в соседние страны не переселились?

— На нас не действует, — вздохнул таксист. — Так и живем — один, панимаешь ли, мужчина на всю Фрезию. И тот, панимаешь, калдун-малдун!

— Очень интересно, — насторожился черт. — И кто же он?

— Вах, я же сказал — калдун!

— Ты скажи, как этого колдуна зовут! Заладил, как попугай «Калдун, калдун!» Имя у него есть?

— Тентогль, — с лютой ненавистью во взгляде ответил Хасан, — но я бы назвал его шакалом!

— Чем он тебе так насолил?

— Он каждый год обещает превратить нас назад, в мужчин, да не торопится! То ему то надо, то другое! То вчерашние слезы крокодила ему подайте, то помет белой вороны! Мотаемся по всему свету, как дураки, и все равно какой-нибудь какашки-макашки не хватает! Вах!!!

— А въехал он в страну на белом слоне с золотой попоной?

— Э, дарагой, откуда знаешь? Видел, да? — изумился Хасан.

— Да знаю. Аферисты всех стран и народов по одному сценарию действуют.

— Э, зачем так непонятно гаваришь, а?

— Это я о своем. Задумался вслух, — объяснил Гуча, соображая, какие сложности их ждут во Фрезии и кто эта загадочная личность. На Амината не похоже, а других магов в их прошлый приезд не наблюдалось.

Фрезия встретила их тишиной. Исчезли толпы народа на улицах, осыпались яркие краски и позолота с дворцовых куполов. Минареты, с которых правоверных призывали к молитве, напоминали обглоданные кости. Повсюду царили запустение и нищета.

— Куда это нас завезли? — крикнул с соседнего самолета Самсон, который от удивления забыл, что боится высоты, и свесил голову вниз.