— Здравствуйте…

— Сынок! — совсем не по-королевски заголосила Августа и бросилась на шею вновь обретенному сыну.

— Маманя, — благоговейно прошептал Полухайкин, прижимая старую женщину к груди.

— Верило мое материнское сердце, что ты вернешься. Ночи не спала, глаз не смыкала, все о тебе думала…

— А чей же храп из вашей спальни слышался? — поддел королеву Августу ее предыдущий сын — Самсон Разноглазый.

— Замолчите, остолоп, — высокомерно проговорила королева и возобновила причитания: — Как подумаю о тебе, сердце сожмется, а перед глазами стена огня видится. Столько лет ты в опасности был!

— Зря переживали, маманя, — у меня там пожарка своя была, — смущаясь, успокоил ее сын.

— Мамань, — продолжал тем временем издеваться Рыжий, — а когда меня увидели, сердце ваше тоже екнуло?

— Не екало, а икало! — Королева топнула ногой и грозно посмотрела на Самсона. — Нечего было на глазах у всех меч вытягивать. Десять лет тебя воспитываю, но сколько волка ни корми…

— А он все в табор смотрит, — договорил за нее Гуча. — Да, в табор! Что ты глаза выпучил? Скажи еще, что до сих пор не понял, кто тебя такими разномастными глазками наградил! Кровь — она сама говорит.

Самсон расцвел счастливой улыбкой.

— Барон обрадуется, а то он все про потерянного младенца мне рассказывает да удивляется, где он меня видел.

— В натуре, Мексика! — покачал головой Альберт.

Августа, не знавшая, что означает сия фраза, на мгновение замерла в недоумении, но тут королевское чутье подсказало ей, что это ругательство, и она влепила Полухайкину полновесную оплеуху.

— Не забывайтесь, ваше высочество, на вас страна смотрит. — Она подобрала юбки и направилась к двери, бросив по пути. — Встретимся за завтраком. Быть всем!

— Да, кино… Расскажи кто, что такое бывает, — не поверил бы. — Полухайкин почесал затылок. — Но мне оно нравится. И знаете почему?

— Почему? — Рыжий увязал узелок, собираясь после завтрака покинут дворец.

— Здесь ничего не взрывается, ничего не перегорает, ничего не самовозгорается! Да здесь, кажется, совсем нет техники!

— Есть! Аппарат отшельника.

— Это самогонный, что ли? Дурень ты, ангелок, хоть и образованный! Это прибор, а не механизм. И ра6отает не от электричества, а на дровах. Техники здесь действительно нет, но вот самовозгораний достаточно, — сказал Гуча, прихлопнув наглую моль, что притаились в складах одежды. — Какой-нибудь волшебник перепьет — и пошло все самовозгораться.

Дверец снова тряхнуло — катапульты Брунгильды били метко. Альберт подошел к окну и впервые посмотрел на свои владения. Окинул взглядом собственника двухэтажные каменные дома столицы. Посмотрел на полосу полей, за которой расположился лагерь Брунгильды Непобедимой. Перевел взгляд на небо и… выпучил глаза.

— Ни фига себе, — только и смог вымолвить он, заметив в небе стайку ковров-самолетов с сидящими на них прекрасными и не очень амазонками.

— Обнаглели бабы, — объяснил подошедший к нему Самсон. — Средь бела дня налет устроили. Ничего, Брунгильда сейчас им покажет. После того как ее сынок неделю во Фрезии гостил, она почему-то ненавидит их лютой ненавистью. Во, что я говорил!

Пара метательных снарядов, круглых камней величиной с человеческую голову, попала в хвост летучего каравана — и ковры завернули на юг, домой.

Гуча поднял торбу, повесил се на плечо и скомандовал:

— Хорош болтать, дела надо делать.

— Точно, — поддакнул ему Бенедикт. — Нельзя заставлять ждать женщину, особенно если она королева!

Завтрак проходил в парадной столовой. Сидя за длинным столом на стульях с высокими спинками, мужчины чувствовали себя неуютно. Слуга бесшумно разносили еду, подливали вино и меняли салфетки. Королева Августа ворковала вал сыном, и Полухайкин, впервые в жизни, купался в материнской любви. Пища поражала обилием — огромные порции мяса, рыбные блюда, салаты и пудинги смотрелись как произведения искусства, все было одновременно и основательно, и по-королевски изысканно.

Бенедикт отдал должное каждой перемене блюд, а Гуче кусок в горло не лез. Он размышлял о последствиях собственной безалаберности, а именно — о сыне.

Брунгильда ворвалась в столовую, словно смерч. Опрокинула нескольких слуг и надо стульев. Ее голубые глаза метали молнии, прожигая проштрафившегося черта насквозь.

— Трус! — Пощечина. — Обманщик! — Пощечина. — Как я по тебе соскучилась! — Поцелуй.

— И я тебя люблю, Брунечка, — прошептал Гуча, обнимая принцессу за железные плечики.

— А это я десять лет мечтала сделать. — Брунгильда отстранилась и ударила закованным в железо коленом между ног не ожидавшего такой подлости черта. Тот взвыл.

Мужчины за столом поморщились, а королева Августа сказала:

— Браво, девочка! Сколько раз мне хотелось еле дать то же самое, общаясь с представителями противоположного пола!

— Прошу прошения, ваше величество! — с достоинством ответила Непобедимая и, схватив Гучу за шиворот маленькой ручкой, поволокла вон из дворца

В королевской столовой наступила тишина. Августа сердито посмотрела на мужчин и сказала:

— Эх» вы…

— А что мы? Что мы-то?! — вскинулся Самсон. — Не обобщайте, матушка! Я здесь ни при чем! Это ангелок всех мужиков во Фрезии извел, не я! И сыночка Брунгильде тоже не я сделал! Это Гуча постарался сына зачать, а на его маме жениться забыл! Альберт — тот вообще круче всех оказался! Это надо ж, не успел родиться, как сразу же потерялся! И так потерялся, что эти следопыты меня вместо него наследником сделали! А меня спросили — мне оно надо было?! Не надо! Я десять лет принцем отпахал, от звонка до звонка! Да я теперь до конца жизни руками есть буду — так достали своим этикетом! И ведь жил в Последнем Приюте в свое удовольствие, горя не знал! Прогулки под луной, девки, пироги у мамани…

— Столб посреди плошали, и ты на этом столбе болтаешься, вниз головой, — передразнил его ангел. — Молчал бы, плут! Строишь тут агнца невинного!

— Да никого я не строю, — огрызнулся Рыжий воришка. — Посидел бы на моем месте, понял бы, как это трудно — быть наследником престола! Королем родиться надо, а я цыган!

— Только наполовину, — прыснул Бенедикт, — на вторую половину ты хозяин борделя!

— Попрошу не выражаться! — Августа стукнула кулаком, и по столу пробежала волна, опрокидывая столовые приборы. Бокалы падали, словно кегли, обливая спорщиков липким вином. Шустрые лакеи моментально ликвидировали беспорядок, заменили скатерть и приборы и даже умудрились вывести пятна с одежды пострадавших от монаршего гнева.

— Прекратить базар! — В голосе Полухайкина зазвенела сталь. — Разборки, как я понял, идут крутые.

— Куда уж круче, — согласился Самсон. В силу криминального прошлого он понимал жаргонные словечки Альберта без перевода. Нутром чувствовал смысл блатных выражений. — Я десять лет пытался найти заклинание, но зря. Красную книжку сто раз перелистал — бесполезно. И кто мог подумать, что простые стишки так подействуют!