8. Обманчивые надежды. Резня была совсем рядом со свадьбами. Когда в 1572 г., к великому негодованию и ужасу католиков, был решен вопрос о браке Генриха Наваррского, Колиньи стал неосмотрительно торжествовать победу. Теперь он стремился изменить союзы: вести войну с Испанией и заключить мир с Англией. Но Елизавета не высказывала энтузиазма; Екатерина боялась испанской армии и чувствовала, что Франция, католическая в своем большинстве, осудит такую политику. Особенно она опасалась того влияния, которое оказывал адмирал на молодого короля своими личными качествами, полными глубокого достоинства. Карл IX, даже не оповестив свою мать, уже строил совместно с Колиньи планы военных кампаний. Екатерина заволновалась: этот адмирал похищал у нее сына и готовился ввергнуть Францию в безнадежную войну! Для нее, выросшей во Флоренции, славившейся ядами и наемными убийцами, естественным решением был вывод: «Надо избавиться от этого человека». С помощью Гизов она подготовила все необходимое, и в пятницу 22 августа из окна прозвучал выстрел аркебузы. Но адмирал был только ранен в руку и сказал: «Вот как обращаются во Франции с порядочными людьми!» Чудом спасенный, но раненый, к тому же – жертва, Колиньи в глазах католиков становился опаснейшей фигурой. Возмущенный король пообещал провести расследование, которое привело бы к Гизам и к стоящей за их спиной королеве-матери. Тогда Екатерина решилась на отчаянный поступок.

9. В этот момент руководители гугенотов собрались в Париже для празднования свадьбы Генриха Наваррского. Естественно, что покушение на Колиньи их разгорячило, а резкие высказывания привели горожан в отчаяние. Торговцы позакрывали лавки, ополчение приготовилось. «Эта свадьба окрасится кровью», – угрожающе говорили парижане. 23 августа Екатерина призналась сыну в той роли, которую она сыграла в этом деле, и заявила, что она, а вместе с ней и король погибнут, если не доведут дело до конца. Она имела в виду полное избиение гугенотов. Как пишет граф де Таванн, Карл IX колебался: «Король Карл был очень осторожным, но он всегда безоговорочно подчинялся королеве-матери; видя, как далеко зашло дело, он поспешно принял решение встать на сторону своей матери… и через католиков защитить свою персону от гугенотов, хотя и выражал крайнее сожаление, что не сможет спасти Колиньи…» 24 августа, в 1 час 30 минут ночи святого Варфоломея, набат церкви Сен-Жермен-л’Осеруа дал сигнал к началу резни. Списки были составлены заранее, чтобы никому не удалось ускользнуть. Сам Гиз отправился к адмиралу, который героически принял смерть. Только в Париже в ужасных мучениях погибло 3 или 4 тыс. гугенотов; в провинции, особенно в Лионе и Орлеане, погибли еще тысячи. Среди них можно назвать наиболее громкие имена: не пощадили даже Ларошфуко и Комона Лафорса. «Париж был похож на город, взятый приступом», – говорит Таванн. «Когда кровь перестала литься, начались грабежи… Погибли принцы и сеньоры, погибло столько же дворян, лучников, гвардейцев, сколько и всех прочих людей, а народ, принимавший участие в резне, грабил, и разорял, и убивал на улицах…» Избежать смерти удалось только принцам крови – Генриху Наваррскому и Конде, но и они оказались пленниками в Лувре, и «им предложили сменить религию». За границей Елизавета Английская облачилась в траур, Филипп II послал во Францию свои поздравления: «Это одно из самых радостных событий всей моей жизни…» В Риме папа Григорий XIII исполнил Те Deum.[28] Ортодоксальность восторжествовала над милосердием.

Генрих III Наваррский и его супруга Маргарита Валуа. Миниатюрный портрет из молитвенника Екатерины Медичи. Между 1572 и 1575

10. Резня не является решением вопроса, особенно когда у обезглавленного тела есть запасные головы. «Религия» могла потерять 5–6 тыс. своих предводителей, но все же она сохранила армию решительных последователей. На юге пасторы и оставшиеся верными гугеноты организовали сопротивление. На ассамблее в Милло (1573) реформаторы создали настоящий управленческий аппарат. Члены Союза принесли клятву подчиняться своим Генеральным штатам – совещательной аристократической ассамблее, которая контролировалась Защитником; вскоре там смог сыграть свою роль и Генрих Наваррский. После его притворного отречения он был оставлен при дворе, где развлекался любовными интрижками. Однажды вечером, когда шторы были задернуты, один из верных ему людей сказал: «Сир, правда ли, что дух Божий все еще продолжает в вас жить и трудиться? Вы выражаете свою тоску Богу по отсутствию ваших друзей… Но у вас только слезы на глазах, а у них оружие в руках. Они сражаются с вашими врагами, а вы им служите… Они боятся одного только Бога, а вы – той женщины, перед которой вы молитвенно складываете ладони, в то время как ваши друзья сжимают кулаки; они на конях, а вы на коленях…» Эти упреки его сильно задели, и наконец однажды, «очень темной и очень холодной» ночью, он убежал, отрекся от своего отречения и укрылся в Беарне, «этой новой республике» гугенотов, отделившейся от всего остального государства, перед фактом существования которой оказалась Екатерина на следующий же день после избиения гугенотов. Немезида уже поразила королеву-мать и ее сына. Казалось, что после Варфоломеевской ночи Карл IX постоянно пребывал в тоске. Он кашлял кровью, и врачи называли его «легочником». В мае 1574 г. он так ослабел, что слег в постель. 31 мая в возрасте двадцати четырех лет он умер на руках Екатерины Медичи. Его брат и наследник Генрих III был в Польше, потому что Екатерина добилась его избрания польским королем. Требовалось срочно его вернуть. Казна была настолько пуста, что Франция с трудом смогла оплатить дорожные расходы по его возвращению, а также расходы, связанные с похоронами Карла IX.

Франсуа Дюбуа. Избиение гугенотов в Варфоломеевскую ночь. Между 1572–1584

11. Новый король, Генрих III, обладал странным и волнующим очарованием. Высокий, худощавый, элегантный, приветливый, насмешливый, он славился умом и врожденным либерализмом, но никому не внушал уважения. Его женственные манеры, его браслеты и ожерелья, его любовь к духа́м неприятно поражали, но еще большее неприятие вызывали его подозрительные «миньоны» с чересчур «красивыми плоеными воротниками» и слишком красивыми брыжами (воротниками). Когда же стало известно, что для некоторых праздников он переодевается в женское платье, то его начали называть Содомским принцем. Рядом с ним мужественный Генрих де Гиз, прозванный Меченым,[29] выглядел для католиков вполне желанным главой. И он нравился им еще больше, так как их раздражало, что после побега Генриха Наваррского Генрих III сделал еще один шаг в политике умиротворения гугенотов. По «Миру брата короля» (1576) гугеноты получали право на надежные места, на свободу культа, право на занятие любых должностей. И это всего через четыре года после Варфоломеевской ночи! Это было уму непостижимо. Но правда заключалась в том, что казна была бедна, что никто не одолжил бы французскому королю даже «на что пообедать» и тем более не одолжили бы денег на ведение войны. В связи с этой несостоятельностью королевства появилась идея создания лиги, которая восстановила бы авторитет Церкви и главой которой стал бы Генрих де Гиз. С 1577 по 1584 г. католики и гугеноты с ненавистью и подозрительностью следили друг за другом.