– Мне кажется, ты подумала обо всем. Это сказочно, я чувствую себя как в романтической комедии.

– Нам всем хочется, чтобы за нами время от времени ухаживали.

– Спасибо тебе.

– Пожалуйста. Хочешь, чтобы я тебе что-нибудь приготовила перед уходом?

– Нет, спасибо. В морозильнике есть пицца, на тот случай, если я проголодаюсь. С кем у тебя свидание?

– Просто с одним парнем, с которым я познакомилась в Интернете, мы идем перекусить в «Бифитер».

– Желаю хорошо провести время. Пока, будь умницей.

– Какой тогда интерес?

Она улыбается, а потом оставляет меня наедине с моей ванной и моими мыслями, рваными и путаными. Вода действует как шлифовальный станок, обтачивая острые края, и вот наконец мне удается закрыть глаза и расслабиться.

Я лежу в ванне до тех пор, пока вода не остывает, а кожа на пальцах морщится. Эмоционально истощенная, я пропускаю ужин и иду прямиком в кровать, где засыпаю крепким сном. Я не слышу, как Анна и Дэн приходят домой.

Дэн бросает полотенце на пол и сдергивает с вешалки рубашку. Я не могу припомнить, когда в последний раз видела его голым. Обычно я ухожу на работу раньше его, а в выходные, собираясь на раннюю тренировку, он частенько одевается в ванной. Почувствовав, что я смотрю на него, он оборачивается.

– Я говорила вчера с Анной, – шепчу я, хотя маловероятно, что она может услышать. – Она скоро съедет. Мы можем…

– Мы можем. – Дэн подходит к кровати. Его ладони покоятся на моих плечах, тяжелые, давящие, и я опять укладываюсь на подушку. Он целует мне шею, пробираясь рукой под пижамную рубашку.

– А как же Анна?

– А как же мы? Мы давно этим не занимались.

Он спускает мои пижамные брюки, и мои ногти царапают ему спину, а я закусываю щеку, чтобы удержаться от крика. Глотаю кровь, темную и соленую. Все кончено за несколько минут, но я пьяна от облегчения, что он по-прежнему меня хочет. Что я по-прежнему хочу его.

Дэн садится в кровати, отводит волосы с моих глаз.

– Я соскучился.

– Я тоже. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. – Он проводит большим пальцем по моим губам. – Может, повторим попозже?

– Можно.

– Нам надо взять перерыв. Поехать на длинный уик-энд к твоей матери. У меня есть переработанные часы. Погуляем у моря, поедим рыбы с жареной картошкой.

– А как быть со всей этой кутерьмой в детском саду?

– Сейчас мы все равно ничего не можем сделать. По крайней мере сигнал в тех краях, у твоей мамы, такой слабый, что ты не будешь каждые пять минут проверять «Твиттер».

– Я позвоню ей попозже и договорюсь.

Мы целуемся на прощание – настоящий долгий поцелуй, не те короткие чмоканья, к которым мы привыкли за последнее время. Нелепо думать, что при всех неприятностях на работе я могу быть счастлива, но я действительно чувствую некоторое облегчение. Чувствую себя частью команды. Я знаю: что бы ни случилось, мы с Дэном будем справляться с этим вместе.

Передо мной простирается свободный день, и я решаю сделать весеннюю генеральную уборку. Бесси Смит поет хрипловатым голосом «Пессимистичный блюз», и я тоже напеваю под музыку, приподнимая диван, чтобы пропылесосить под ним. Там столько шерсти, что из нее можно сделать новую кошку. Кто-то постукивает меня по плечу, и я подскакиваю от испуга.

Оборачиваюсь. Анна у стены выключает пылесос, а я вытаскиваю из ушей микронаушники. У нее за спиной стоят двое полицейских.

Комната наклоняется и плывет, и мне кажется, что я на машине времени попала в прошлое.

– Что-то с Дэном?

– Грейс Мэтьюз? Я констебль Данн, а это констебль Уайт. – Мне показывают полицейский значок. Я молча киваю, прижав руки к щекам.

– Вы не против рассказать нам, где вы были вчера вечером?

– Вчера вечером? – Мой голос надламывается. Я провожу языком по сухим губам и начинаю снова: – Вчера вечером? Я была здесь.

– С вами кто-нибудь был?

– Нет. А что?

– Я так понимаю, вы работаете в «Маленьких желудях»?

Я киваю.

– Вчера вечером кто-то разгромил помещение.

– Что? Кто?

– Именно это мы и пытаемся выяснить. Признаков взлома не было, тот, кто это сделал, вероятно, имел ключ. У вас есть ключ, мисс Мэтьюз?

– Да. – Вместо голоса у меня лишь слабый писк.

– Вы не могли бы проверить, до сих пор ли он у вас?

Я иду в прихожую, полицейские за мной. Беру связку ключей и выбираю тот, что от «Маленьких желудей».

– Вот.

– Мы бы хотели, чтобы вы проехали с нами в участок и дали показания. Не могли бы вы надеть обувь?

Анна приносит мои кроссовки. Со второй попытки я просовываю в них ноги, но руки так трясутся, что я не могу завязать шнурки.

– Позволь мне. – Анна наклоняется и завязывает их. – Хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонила?

Я тупо смотрю на нее:

– Не знаю.

– Мисс Мэтьюз? – Констебль Уайт открывает входную дверь. Я выхожу и иду мимо клумбы с проклевывающимися нарциссами и колокольчиками к полицейской машине.

На пороге своего дома стоит миссис Джонс.

– Все в порядке, Грейс?

Я не отвечаю.

Забираюсь на заднее сиденье, с трудом веря, что я снова в полицейской машине. Воспоминания проносятся мимо, вместе с деревенскими видами, которые я обычно нахожу столь успокаивающими. Сегодня они выглядят холодными и враждебными. Я закрываю глаза, и в голове у меня вспыхивает фраза из «Твиттера»: «Грейс место в тюрьме».

Сыпал легкий снежок, и затянутой в перчатку рукой я стряхнула его с ветрового стекла. Бабушка и дедушка купили мне на Рождество подержанную «Фиесту», и мне она очень нравилась. Она была серой – цвета плесени, как сказал Дэн.

За «дворник» было засунуто письмо. Кожа покрылась мурашками, и я оглянулась, проверяя, не следит ли кто за мной, прежде чем скомкать конверт и засунуть его в карман. Со времен обувной коробки «подарков» больше не было, но письма продолжали приходить, с каждым разом все более угрожающие. Я старалась не брать в голову, но это было трудно. Я не понимала, почему Шиван продолжала это делать, но по крайней мере была избавлена от необходимости каждый день видеть ее в школе.

В окне гостиной дернулась занавеска, и я увидела выглядывающее из-за нее изрезанное морщинами бабушкино лицо. Я выдавила из себя улыбку и помахала ей. Я скрывала от нее эти письма, она и так достаточно волновалась из-за моего вождения, и я не хотела, чтобы и мама о них узнала. Было приятно, что она проводит Рождество с нами, но наши отношения были все еще новыми. Хрупкими. Я не хотела, чтобы что-то создавало дополнительную нагрузку. Боялась снова ее потерять, поэтому лучезарно улыбалась маминым шуткам, не затрагивая в наших разговорах серьезных тем.