С напряженной, как камень, спиной я сидела, вцепившись в руль, пока моя машина, пыхтя, двигалась по деревне. Дэн находил забавным то, как я неизменно придерживаюсь минимальной скорости, но его водительский стаж был на год больше моего. «Черепаха всегда в конце концов доберется до места», – говорила бабушка. Несмотря на то что дороги были пустынны, перед поворотом на улицу, где жила Чарли, я подала световой сигнал.

Не выключая мотор, я посидела некоторое время в машине, проверяя зеркала, чтобы удостовериться, что за мной никто не следит, и только потом вышла и торопливо зашагала по дорожке. Я постоянно нервничала, вздрагивая от самых незначительных вещей: от теней, отбрасываемых в мою спальню деревом в палисаднике, от лая собак. Я пыталась уверить себя, что письма не могут меня задеть, но тревога накрепко поселилась в моем желудке, оставляя мало места для еды. По крайней мере я теряла вес.

Я потопала ногами по деревянному полу, отряхивая с ботинок ледяные кристаллы.

– Это я! – крикнула я, направляясь в кухню. Лекси не могла себе позволить постоянно отапливать «весь чертов дом целиком», но на кухне пощелкивал тепловентилятор, то включаясь, то выключаясь, в попытке регулировать температуру.

– Вот, получила еще одно. – Я бросила конверт на стол и тяжело опустилась в неудобное деревянное кресло.

– Что в нем говорится? – Чарли подхватила его. – Ты его еще не открыла? – Она вскрыла конверт, вытащила из него разлинованный лист формата А4 и развернула его.

«УЕЗЖАЙ, А НЕ ТО ПОЖАЛЕЕШЬ». Буквы были неровные, вырезанные из журнала, точно так же как во всех других письмах.

– Проклятая Шиван. – Чарли швырнула письмо на стол.

– Она говорит, это не ее рук дело.

– А что ей еще говорить? Кто, кроме нее?

– Это тебе. – Лекси поставила на стол выщербленную кружку чая с молоком. Я прижалась к спинке кресла, отвернувшись от ее пропитанного перегаром дыхания. Она подвинула ко мне пачку печенья, рука у нее при этом так сильно дрожала, что было удивительно, как это печенье не раскрошилось.

– Должно быть, это чертовски ужасно. Не знаю, как у тебя получается концентрироваться на экзаменах.

– У меня и не получается, – зевнула я.

Лекси взяла в руки письмо.

– Почему бы тебе…

– Почему бы мне что?

– Не уехать? Я имею в виду не навсегда, но ты могла бы пожить у своей матери в Девоне, пусть эта Шиван поостынет.

– Нет. – Я даже помыслить не могла о том, чтобы уехать далеко от Дэна. – Это все только слова. Они боли не причинят…

– И она не хочет оставлять Дэна. За последние недели я ее почти не видела, – сказала Чарли и была права. – Ты превращаешься в одну из тех девчонок, которые бросают своих подруг, когда у них появляется парень.

– Нет, я просто…

– Ты выглядишь чертовски измученной, Грейс.

– Верно, но это важный год. У меня экзамены. Я в состоянии справиться с этими письмами.

– И еще она обещала помочь мне с одним важным делом. – Голос Чарли смягчился. – На самом деле, мам, мне нужно…

– Вот зараза! – воскликнула Лекси, когда ее кружка грохнулась на пол. Она схватила серую тряпку, которая когда-то могла быть белой, и, опустившись на колени, стала промокать кофе. Потом встала и выжала тряпку. Грязного цвета жидкость потекла на наставленные в мойке тарелки с засохшим кетчупом.

– Мы, пожалуй, пойдем. – Чарли сгребла волосы назад. – У нас встреча.

– Встреча? – спросила я.

– Встреча. Не хочешь оставить здесь свою машину? В городе будут толпы людей из-за распродаж, а ты хреново паркуешься.

– Спасибо. Ладно. Давай поедем на автобусе.

Я, съежившись, сидела на скамейке на главной улице и притопывала ногами, чтобы согреться. Чарли в последнюю минуту выскочила из автобуса – она забыла кошелек. Я надеялась, что она успела вернуться домой, найти его и прибежать на остановку к тому автобусу, который сейчас катился ко мне. Он подъехал к остановке, и я с облегчением увидела машущую мне из окна Чарли. В городе творилось что-то невообразимое: толпы людей спешили из магазина в магазин, охотясь за неуловимым новогодним нарядом. За платьем, «в котором я не буду выглядеть так, будто съела миллион сладких пирожков». Одежду, продающуюся с пятидесятипроцентной скидкой, тянули с вешалок, тащили на кассу.

Чарли продиралась сквозь толчею. Я держала в поле зрения ее зеленую шапку и старалась не отставать. Несмотря на расспросы, я по-прежнему не имела понятия, куда мы идем.

Она остановилась перед сиренево-синей дверью. Розовая неоновая вывеска мигала словами «Салон тату».

– Ты что, шутишь?

– Я подумала, мы могли бы сделать парные татуировки.

– Ага. А потом мы можем отрастить бороды, – сказала я.

– Ничего мужеподобного. Смотри, что я нарисовала. – Чарли вытащила из кармана клочок бумаги и развернула его. Там была нарисована бабочка. – Мы можем сделать их на каком-нибудь незаметном месте. На плече?

– Ты серьезно? – У меня не было ни малейшего желания носить татуировку.

– Ну да. Новый год, новая жизнь.

– Что подумает твоя мама? Бен?

– Я бросила Бена.

– Что?! Почему? – Это было эгоистично, но меня огорчило, что мы больше не сможем ходить на свидания двумя парами.

– Приглядела себе другого.

– Кого? Бен милый…

– Но скучный. – Чарли сверкнула улыбкой и толкнула дверь. Приемная была по-больничному белой. Из радиоприемника неслись рождественские песни.

– Чарли Фишер? – Я обалдело уставилась на женщину за стойкой администратора. Татуировки, словно виноградные лозы, увивали ее голые руки, змеясь вокруг шеи.

– Это я.

– Привет. Я Нэнси. Запись на две маленькие татуировки, не так ли?

– Пусть будет одна. – Я села на скамейку, скрестив руки на груди.

– Чарли сказала, что, возможно, вы передумаете.

– Передумаю? – переспросила я. – Для этого я должна была сначала согласиться.

– Вредина. – Чарли показала Нэнси свой рисунок.

– Хорошенькая. Вы сами ее нарисовали?

– Да. Я хотела что-нибудь символизирующее свободу.

– Пойдемте, – сказала Нэнси. – Вы можете посмотреть, если хотите, – прибавила она, обращаясь ко мне.

– Вы сами будете делать? – удивилась я. Я-то ожидала увидеть мужчину, в черной майке, с многочисленными пирсингами.

– Да. Ожидали кого-то другого?

Я смущенно покачала головой.

Задняя комната против моего ожидания оказалась вовсе не грязным, обшарпанным помещением. На голых белых стенах в рамах из нержавеющей стали висели постеры с девушками пятидесятых годов. Чарли легла на черную, обитую кожей кушетку, а Нэнси натянула перчатки. Когда игла коснулась кожи, Чарли дернулась, резко втянув в себя воздух.