Войдя в лихур, я привалилась к стенке и мучительно покривилась, а после, погладив живот, наконец призналась себе – я не сильная и не выносливая. Мне уже не нравилось, что происходило со мной.

– И это только начало, – проворчала я. – Скорей бы рассвет.

Усмехнувшись, я покачала головой и, отлепившись от стены, начала раздеваться. Чтобы отвлечься, подумала о магистре. Он ведь хотел быть рядом, но даже не узнал, что у меня начинаются роды. Вышло всё как-то быстро, даже в чем-то похоже на бегство.

Танияр только и передал через Балчута и Улбаха, что мы отбыли в священные земли. Элькос в это время продолжал развлекать благодарную публику, показывая людям то, что они просили. Он даже не видел, как мы уходили. Я оборачивалась, даже махнула рукой, когда казалось, что хамче глядит в нашу сторону, но он так и не заметил. А потом я подумала, что это даже неплохо. У магистра появилось время, чтобы заняться своей личной жизнью, а мне поможет мама, если, конечно, это потребуется.

– Хоть бы не потребовалось, – протяжно вздохнула я и погрузилась в воду по плечи.

Она была теплой – камни, поддерживавшие воду горячей долгое время, начали остывать. Возможно, мама так и рассчитала, раз знала, что мы окажемся у нее еще до окончания праздника. А может, и нет, в любом случае ощущения были приятными, и мне даже подумалось, что я чувствую себя лучше. И вылезать совсем расхотелось.

Пока я нежилась в лихуре, открылась дверь, и до меня донесся голос Танияра:

– Где Ашити?

– Там, – ответила мама, явно указав на завесу.

А потом послышался звук шагов, и дайн вошел в лихур. Он приблизился ко мне и присел на корточки рядом с углублением, в котором я млела от удовольствия. Супруг протянул руку и провел по моим волосам.

– Больно? – спросил Танияр.

Улыбнувшись, я отрицательно покачала головой:

– Хорошо.

– Хорошо? – Он в недоумении приподнял брови, а после улыбнулся. – Пусть будет хорошо. Тебе помочь?

– Я большая девочка, – отмахнулась я. Однако подумала и добавила: – Если только выбраться отсюда. Опасаюсь, у меня могут возникнуть трудности.

– Я рядом, – заверил супруг.

Он еще некоторое время смотрел на меня, а после отошел к скамейке и устроился на ней, ожидая, когда я перестану блаженствовать и решу покинуть приятную теплую воду. Я не спешила. Поглядывала на мужа из-под ресниц и привычно любовалась его чертами.

– Пусть наш сын будет похож на тебя, – произнесла я с улыбкой. – Такой же мужественный и красивый. А еще сильный и смелый.

Танияр ответил теплой улыбкой, а после отрицательно покачал головой.

– Мужественный, сильный и смелый, как я, но красивый и умный, как ты, – сказал супруг. – И пусть у него будут такие же восхитительные волосы, как у тебя. А глаза, так и быть, синие. Но дочери подари зеленые.

– И белые волосы, – добавила я. – Чтобы она напоминала тебе о нашем знакомстве.

Танияр вернулся к углублению с водой, присел на корточки и ответил:

– Мне не надо напоминать. Я помню каждый день, который ты была рядом. – Он провел по моей щеке тыльной стороной ладони, с минуту смотрел, храня молчание, а после произнес: – Все-таки Элькос молодец.

Должно быть, лицо мое вытянулось и в глазах отразилась оторопь, потому что супруг рассмеялся. Я и вправду была изумлена. Только что мы говорили о наших детях, потом дайн и вовсе был ласков, а молодец вдруг Элькос.

– Я говорю об этих его иллюзиях, – пояснил Танияр. – Хорошая задумка. Теперь ты не просто пришлая, ставшая своей, а выросла на глазах иртэгенцев. Они видели тебя совсем малышкой, в раннем отрочестве, повзрослевшей девушкой и такой, какой ты пришла в Белый мир. А еще они увидели твоих родных и людей, которые были рядом. Ты больше не загадка, свет моей души, но так лучше. И если однажды кто-то спросит о дайнани, айдыгерцы обязательно расскажут то, что увидели сегодня, а это намного больше, чем «признанная дочь вещей, которая пришла издалека». Теперь ты стала ближе и понятней. Да, Элькос молодец.

Я согласно кивнула, а после пожала плечами:

– Возможно, магистр не вкладывал подобного смысла. Он всегда относился ко мне с глубочайшей симпатией, даже называет дочерью. Может случиться так, что ему и вправду просто хотелось поделиться своими воспоминаниями.

– Его иллюзии имели строгий порядок и показывали определенный образ подрастающей девочки, – возразил Танияр. – Нет, Ашити, он не просто показывал какие-то моменты из твоей жизни, магистр знакомил людей с их дайнани, и она им понравилась. Я этому рад.

– Я тоже, – улыбнулась я, но тут же поморщилась.

Боль вернулась, и, кажется, она стала сильнее. Вода больше не приносила удовольствия, зато появилось желание полежать. Более не затягивая, я взяла приготовленный мамой пучок мыльной травы и принялась за дело. И пока я мылась, Танияр отошел к лавке, на которой лежало полотно для вытирания. После развернул его и замер, ожидая, когда потребуется его помощь.

Наконец я протянула к нему руки, и супруг помог мне выбраться из углубления, после накрыл полотном и на миг прижался грудью к моей спине.

– Всё будет хорошо, жизнь моя, не бойся.

– Иначе и быть не может, когда ты со мной, – улыбнулась я.

А потом мне подумалось, что Элдер никогда не был рядом с моей сестрицей во время ее родов. В моем родном мире мужчинам не полагалось смотреть на жену в момент ее уязвимости, дабы не смущать ее и не ощутить разочарования самому. Муж целовал супругу, благословляя, и удалялся. Дома не покидал, но находился в другой части, куда не доносились звуки из опочивальни, где рожала дама.

Элдер, к примеру, уходил в мастерскую и писал картины. Правда, были эти полотна отражением его волнения и переживаний, оттого смотреть на них было жутко. Не оттого, что плохо написаны, напротив, восхитительно, но образы выходили неприятными. Я лишь один раз взглянула на картину, появившуюся после первых родов Амбер, и в последующую ночь меня мучили кошмары. Более таких полотен я не рассматривала.

В Белом мире было проще. Мужчинам не предписывалось, где ожидать появления своего дитя. Тот же муж Агыль был рядом и ушел только после того, как Ашит велела не мешать, но вернулся, едва послышался детский плач. И вот тут было единственное правило, о котором я рассказывала своим родным: отец должен был огласить имя, которым представлялся ему ребенок… ну, или дать имя. Тут как посмотреть. Если же отца не было дома во время появления младенца, то