— Миссис Гримстоун пишет необычный роман, — сухим, точно дрова в камине, тоном объяснил лорд Пинчингдейл. — Только, прошу вас, не забудьте изменить имена. Мое и так донельзя запятнано.

— Непременно изменю, — фыркнув, пообещала миссис Гримстоун. — Пинчингдейл — дурацкая фамилия для книжного героя.

— А миссис Олсдейл, почти не сомневаюсь, полагает, будто злодея лучше и не назовешь.

— Слишком высокого вы о себе мнения, — едко произнесла Летти. — Всякий книжный злодей по меньшей мере не лишен некой духовной силы. Распутники им не пример.

— По-моему, злодей и распутник — почти одно и то же.

— Если бы вы по собственной воле не пали столь низко, то и на других смотрели бы иначе!

— Коль скоро иссякнет ваш запас оскорблений, предлагаю назвать меня, например, «отъявленным хамом». Или просто дайте мне пощечину, на том и закончим.

— Дала бы, будь на мне латная рукавица!

— Хотите склонить меня к дуэли? Боюсь, ничего не выйдет. моя дорогая.

Ах да, я забыла. — Летти распрямила плечи, радуясь, что может смотреть на лорда Пинчингдейла сверху вниз. — У вас нет чести, чтобы ее защищать.

— Браво! — воскликнула миссис Гримстоун. — Пожалуй, даже я не вышла бы из положения достойнее!

— Пока мы совсем не увязли в этих нелепостях, — умиротворенно, будто наблюдая философскую беседу в «Обществе синего чулка», произнесла мисс Фейрли, — давайте наконец объяснимся с гостьей.

— Что вы подразумеваете под объяснениями? — полюбопытствовал лорд Пинчингдейл — совершенно спокойно, однако отчеканивая слова и тем самым обнаруживая, что отзыв о его чести ему не столь безразличен, как он желал показать.

— Правду.

— Выдумки куда более занимательны, — медленно проговорила миссис Гримстоун. — В особенности мои.

— Сохранению мира в стране они не слишком помогают, — заметила мисс Фейрли.

Лорд Пинчингдейл плотнее сжал губы, будто верил в то, что речь идет о сохранении мира в Англии, не больше, чем Летти. «Да как он смеет, — негодующе думала Летти, — делать вид, будто опечален?! Гарем ведь у него, не у кого-нибудь!»

Лорд Пинчингдейл сложил руки на груди и кивнул мисс Фейрли:

— Раз уж вы заварили эту кашу, Джейн, сделайте милость…

— Кто здесь Джейн? — звенящим голосом потребовала Летти.

Мисс Фейрли с пренебрежением отодвинула парик дальше.

— Джейн — это я.

— Не Джилли? — Летти сознавала, что следовало бы задать другие вопросы, но сказала то, что первое пришло в голову.

Мисс Фейрли — Джейн — радушно улыбнулась. Чересчур радушно. Такой улыбки Летти не видела, пожалуй, с того дня, когда к ней отправили повара сообщить, что издохла ее любимая собака.

— Нет, не Джилли.

— А меня называйте «мисс Гвен», — заявила миссис Гримстоун, имя которой было, как запомнила Летти, Эрнестина, то есть с Гвен, как ни сократи, не имело ничего общего. — Но лишь в тех случаях, когда будете уверены, что нас никто не слышит, или провалится вся операция. Поняли?

— Операция?

— Мы, — спокойно пояснила Джейн, — шпионы Розовой Гвоздики.

— Помилуйте! — воскликнула Летти. — По-вашему, я должна в это поверить?

Открыто ставить под сомнение слова собеседников весьма невежливо. Но и снимать за чайным столом парик не входит в общепринятые правила.

Неужто им казалось, что она столь беспредельно наивна?

Заметив, как лорд Пинчингдейл бросил на Джейн быстрый выразительный взгляд, Летти разозлилась пуще прежнего.

— Скажите еще, что все вы миссионеры, которые явились сюда обращать дикарей в христианскую веру! Или труппа бродячих актеров, или… — Тут ее подвело воображение. — Шпионы! Да кто в подобное поверит?

— Уж постарайтесь, мисси! — выпалила мисс Гвен, или миссис Гримстоун, или кем бы она ни была, что Летти не особенно волновало.

Джейн с всегдашним изяществом подняла руку, развязала ленточку на шее и протянула Летти медальон:

— Может, это вас убедит?

Летти взяла вещицу, гадая, каким образом дамское украшение заставит ее поверить в невероятное. Письма, наверное, заставили бы. Или же заверенный подписью канцлера его величества документ — нечто в этом роде. Но медальон?

Металлическая штуковина еще хранила тепло Джейн. Ничего особенного — обыкновенный золотой овал, покрытый спереди эмалью с изображением цветка. А сзади… Вместо гладкой поверхности Летти почувствовала под пальцем глубокие изогнутые линии.

И, затаив дыхание, перевернула медальон. В том месте, где украшение соприкасалось с краями впадинки на шее обладательницы, темнел вырезанный цветок с множеством лепестков.

Даже Летти, нелюбительница шпионских историй, тотчас его узнала, ибо видела не раз — на листовках, веерах, платках, паже вышитым на мужских носках.

Печать Розовой Гвоздики!

— Я подумала, лучше вырезать ее на медальоне, не на кольце, как делают все, — с улыбкой произнесла Джейн.

Летти неотрывно смотрела на вещицу, водя пальцем по тонкой линии в местах, где соединялись две медальонные половинки.

Мисс Гвен поднялась со стула, забрала у Летти медальон и протянула его Джейн. Та принялась крепко завязывать ленты сзади на шее.

И печать снова превратилась в обычное украшение молодой женщины — милую безделушку, выгодно подчеркивавшую вырез платья.

Но при этом осталась печатью.

— А может, это просто гравировка? — выдавила Летти, словно пытаясь что-то доказать. Больше себе, нежели троим собеседникам, что смотрели на нее, сидя за столом.

— Может, — невозмутимо ответила Джейн, затягивая последний узел. Казалось, ее не волнует ничто на свете.

— Или вы просто слишком любите цветы.

— Кто их не любит.

Летти взглянула на медальон, на парик и снова на Джейн — деловитую и спокойную, хозяйку стола. На мужа больше не смотрела, однако заметила — всякий обратил бы на это внимание, — что в его отношении к женщине, называвшей себя Джейн, нет ни капли нежности. Тогда как накануне вечером он крутился возле нее столь настойчиво, будто знал, что даже малое расстояние его погубит, сегодня бесстрастно сидел в сторонке. Раздором между влюбленными тут не пахло. Они будто вовсе не питали друг к другу никаких чувств. Если же их не связывала влюбленность…

Летти снова ощутила под пальцами выгравированный цветок.

— О Боже! — пробормотала она.

— Долго же вы соображали, — проворчала мисс Гвен.

— Не каждый день попадаешь в подобные истории, — заступилась за гостью Джейн. — Другой на ее месте и вовсе растерял бы все мысли.