Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусто, — произнес он и посмотрел на Террелла. — Возможно, он опять поменял машину, шеф.
— Ладно, Джо. Возвращаемся в управление. Только забросим мистера Уайтсайда по дороге.
Они сели в машину, и Беглер стремительно погнал ее по шоссе.
— Майски, наверное, где-нибудь припрятал коробку, прежде чем засесть в пещере, — вслух подумал Террелл. — Мы знаем, что он не мог провезти коробку мимо контрольных постов, но он хитер. Возможно, он где-нибудь спрятал коробку, а сам скрылся. Такие деньги стоят того, чтобы потерпеть. Он согласился бы выждать и полгода, чтобы потом вернуться и забрать деньги.
Беглер в ответ буркнул:
— Надо убедиться, что ни один человек с соответствующими приметами не покинул город даже без коробки.
— Еще одна головная боль, — отозвался Беглер. — Где он мог спрятать такую большую коробку?
— Например, в любой камере хранения. Но ему не унести ее одному. Передадим сообщение по телевидению и по радио. Вдруг кто-нибудь его видел.
Том слушал все это и понимал: эти двое даже не догадываются, что деньги у него. Он подумал, что в это трудно поверить, пока снова не вспомнил об отце. Именно из-за него люди всегда проявляли к нему уважение. Даже лежа в могиле, отец словно оберегал его, и Тому вдруг стало стыдно.
Они остановились возле его дома.
— Ну ладно, мистер Уайтсайд. Спасибо за помощь, — поблагодарил Террелл. — Сегодня больше мы вас беспокоить не будем. Завтра мне бы хотелось получить ваши письменные показания. — Он взглянул на бледное, какое-то скованное лицо Тома. — Пожалуй, вам стоит прилечь и отдохнуть.
— Я так и сделаю, — ответил Том. — Не знаю, что я съел, но явно какую-то гадость.
Когда полиция уехала, Шейла открыла дверь. Майски стоял в дверях гостиной. Чувствовалось, что оба напряжены.
— Ну? — спросила Шейла Тома.
— Пока все в порядке, — ответил он, проходя мимо, подошел к Майски. — Они решили, что вы спрятали коробку где-то здесь, в городе.
Майски улыбнулся.
— Не выпить ли нам чаю? — предложил он. — Завари-ка нам чаю, милая. Когда поволнуешься, чай помогает лучше всего.
Том очень удивился, когда Шейла пошла на кухню ставить чайник.
— Мы выкрутимся, — произнес Майски, складывая подушечки пальцев. Он улыбнулся Тому. — Я чувствую. Точно… мы выкрутимся.
Том ушел в спальню. Сбросил ботинки, скинул куртку и плашмя упал на кровать. Его бил озноб и мутило. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами.
А позже услышал, как Шейла входит в гостиную, как звенят чашки. Она подошла к двери в спальню:
— Чаю хочешь?
Не открывая глаз, он помотал головой:
— Оставь меня в покое… ладно?
— Ведешь себя, как изнеженная барышня! — Шейла не на шутку рассердилась. — Возьми себя в руки! И не валяйся ты здесь!
Он открыл глаза и посмотрел на нее. «Как можно было влюбиться в такую женщину?» — подумал он, садясь на кровати и свешивая вниз ноги.
— Я хочу, чтобы ты убралась отсюда, как только можно будет безопасно вынести деньги, — сказал он. — Ты меня достала. Забирай деньги… забирай этого сморчка, но только уезжай и оставь меня в покое! Я к этим деньгам не притронусь! Слышишь?! Я только хочу, чтобы духу твоего здесь не было!
Она вздрогнула, уставилась на него, затем откинула голову и визгливо расхохоталась.
— Ты и впрямь Мистер Дешевка! Думаешь, я не мечтаю о том, чтобы больше тебя не видеть, ты, ничтожество? Ладно, если тебя это устраивает, то меня и подавно. Когда наш добрый друг скажет, что опасность миновала, я уеду, но не раньше.
Майски слушал это и улыбался. «Что ж, — подумал он, — о парне, по крайней мере, можно не беспокоиться. Остается только присматривать за его сукой».
Шейла вышла в коридор, и он откинулся в кресле.
— Твой чай остынет, милая, — сказал он. — Вы из-за чего-то спорили?
— Не ваше дело! — огрызнулась Шейла и взяла чашку. Она подошла к окну и стала смотреть в него, о чем-то думая.
Майски наблюдал за ней, но потом ему стало неинтересно. Он подошел к телевизору и включил его.
— Может, дадите ему отдохнуть? — произнесла Шейла, не оборачиваясь.
— Никак нет. — Майски взглянул на часы. — Сейчас будут давать новости. В нашем положении, милая, всегда стоит быть в курсе новостей.
Звук включился, когда диктор договаривал фразу:
«…У нас есть новые подробности, касающиеся ограбления казино. Как мы сообщали прошлой ночью, полиция по-прежнему просит все банки и магазины обращать внимание на предъявляемые пятисотдолларовые купюры. Принимать их следует, если только вы знаете покупателя лично; в этом случае на купюре указывается имя и адрес ее владельца. Полиция также…»
Чашка выпала у Шейлы из рук. Ударилась о паркетный пол и разлетелась на кусочки, горячий чай выплеснулся. Она медленно поставила блюдце; у нее похолодело внутри.
Маршалл… часы! Записал ли он ее имя на купюре, которую она ему дала? Да или нет?
От звона разбившейся чашки Майски подскочил в кресле. Он увидел страх на ее лице, поджатые губы, испуганные, блестящие глаза и понял, что она потратила одну или несколько купюр.
Несколько секунд он сидел без движения с перекошенным от злобы лицом; затем почувствовал, что его сердце начинает биться сильнее, и медленно встал.
— Ты, шлюха! — захлебываясь, прошипел он. — Ты что… потратила деньги?
Шейла отпрянула, потрясенная злобным выражением его худого лица, которое внезапно превратилось в кровожадную маску дикого зверя.
— Нет!
— Врешь! Ты потратила деньги!
— Я сказала — нет!
Он выскочил из комнаты и стремительно ворвался в спальню, где лежал Том.
— Вставай! Твоя шлюха потратила деньги! Что она могла купить? — Голос Майски дрожал от злобы. — Ищи! Она что-то купила!
Том встал с кровати: он боялся этого человека.
— Она не могла… она не настолько глупа, — произнес он.
Глаза Майски горели; он обследовал комнату, бросился к комоду и выхватил верхний ящик. Ящик перевернулся и упал на пол; Майски, ругаясь, озверев от ярости и страха, поднял его.
Под парой синих трусиков и лифчиком лежали пистолет 25-го калибра и золотые часы.
Беглер налил кофе в два бумажных стаканчика. Один передал Терреллу, а второй понес к себе на стол.
— Слушайте, шеф, — сказал он, садясь, — а что, если Уайтсайды нашли деньги и припрятали их?
Террелл допил кофе и стал набивать трубку.
— Только не Том Уайтсайд, Джо. Будем смотреть на вещи реально. Я много лет знал его отца… это был святой человек.