Он напрягся, спросил тихо:

– И… чем закончилось?

– Мы обнаружили на последнем этапе, – ответил я. – Вирус как раз создали, оставалось его только выпустить и разнести по странам. Пришлось действовать в спешке. Мы сожгли там все, как лабораторию, так и все-все.

Он спросил с тем же непроницаемым лицом:

– И людей?

– Это были преступники, – напомнил я.

Он подумал, кивнул.

– В Тунисе, говорите?.. Да, там спрятать можно все что угодно. У нас труднее, хотя… увы, тоже можно.

– Потому, – сказал я, – сейчас во всех странах спешно создаются контролирующие органы с чрезвычайными полномочиями. Чрезвычайными! Чернь особенно рьяно выступает против контроля, но даже правители не пойдут у нее на поводу, так как на кону существование всего человечества, в том числе и этой черни, что она упорно отказывается понимать.

Он невесело усмехнулся.

– Чрезвычайными – это хорошо, любые силовые структуры за расширение их полномочий. Но это сразу вызывает яростные противодействия.

– Власть нужно укреплять, – сказал я твердо. – Принц, действуйте решительнее. Мы, как видите, знаем многое. И в нужный момент поможем вам. Разведки разных стран, что даже враждуют на других уровнях, должны работать сообща. Есть настолько важные дела, что Восток и Запад обязаны делать вместе. Например, жить людям или погибнуть всем на свете, что запрещено Аллахом.

Он молча смотрел, как я поднялся и вышел на улицу, а через минуту к обочине подкатил белый «Порше», Бахрияр выпрыгнул через борт бодрый и улыбающийся, в зеленой рубашке и желтых брюках, даже гигантские усы смотрятся неряшливо, не понимает, что и в пижонстве нужно знать меру…

Эсфирь молча дождалась, когда я сел, послала автомобиль в левый ряд, голос ее прозвучал обманчиво буднично:

– С бабами общался?

– Ну да, – согласился я. – Нам, самцам, необходимо разнообразие.

Она буркнула:

– То-то три охранника у входа.

– Три? – переспросил я. – Я заметил только двух.

– С двумя ты переговорил, – сказала она таким уличающим голосом, словно поймала меня в постели с ее бабушкой, – а третий сидел в трех шагах и наблюдал за вами, читая газету.

– Какую?

Она наморщила нос.

– Не разглядела. Но что ствол автомата смотрел в твою сторону, а палец охранника был на курке, это да, видела.

– Ладно, – ответил я легко, – не бери в голову. Просто зашел спросить, который час. И как пройти в библиотеку.

Она хмыкнула, уверенная на все сто, что я встречался с резидентом. Может, надо было ей дать увидеть, с кем говорил? Вот в Моссаде всполошились бы…

Вилла Хиггинса никуда не делась, очень удобное место, уединенное и в то же время в десяти минутах от городской черты. Широкая великолепная дорога проходит в сотне метров от ограды его владений, вроде бы и на природе, и в то же время почти городская квартира.

Во дворе несколько деревьев, каждое на привезенном издали витаминизированном грунте, небольшие аккуратные пристройки для прислуги и домик для павлинов.

Эти павлины почему-то раздражают Эсфирь. Проезжая мимо, она рассматривала их в бинокль и зло ворчала насчет зажравшихся буржуев, что лопаются от нефти.

Я сказал с сочувствием:

– Ничего, скоро нефтью перестанут пользоваться.

– Размечтался!

– Сжигать не будут, – пояснил я. – Химия пока вся на нефти… А вот электричество, у вас же солнечные панели на каждом третьем доме! Вывернетесь. Евреи хитрые, не знала?

– А как же Россия? – спросила она с лицемерным сочувствием.

– А что Россия? – переспросил я. – Да, десять процентов прибыли идет от нефти. Десять лет назад было двадцать. Еще через пару лет сократим до двух… Думаешь, у нас все еще Екатерина Вторая на троне?

– А как же медведи?

– А что медведи? – переспросил я. – На балалайке играют, на велосипедах гоняют. Даже на одноколесных, как сказал в своей знаменитой речи перед танкистами один бравый комбат… А высокие технологии осваивать еще легче, хотя кажется, что труднее.

Она продолжала гнать по шоссе, остановиться и поехать обратно слишком уж на виду нельзя, наконец добрались до поворота, а там долго вилюжили дорогами попроще.

– Скорее бы ночь, – буркнула она. – Хорошо вам в России, там почти всегда полярная.

– Точно, – одобрил я. – Ты прекрасный знаток нашей страны! Как президент Штатов.

– Вот-вот, – согласилась она. – Вы же полгода спите, зарывшись в снег, как пингвины, а весной уже ничего не помните…

– Значит, – сказал я, – мы счастливые.

Она поджала губы, недовольная, что не стал возражать и доказывать, что и в России бывает лето, в прошлом году вообще пришлось на воскресенье, повезло, а мне в самом деле как-то возражать влом: скоро для сингуляров не будет разницы между летом и зимой, как для меня сейчас нет разницы между днем и ночью.

Небо ночью такое же чистое, звездное, а луна заливает мир настолько ярким светом, что хоть иголки собирай. К счастью, большинство людей ночью все-таки спят, на взгляд Эсфирь, это единственное наше преимущество в ночном рейде.

Охрану Хиггинс на ночь переключает на автоматику, что усложняет, да еще как усложняет. Если людей успею обойти на скорости, вообще опережаю как в решении задач, так и в передвижении, то с техникой такое не прокатит.

Автоматический пулемет откроет огонь раньше, чем мои мышцы успеют выполнить приказ мозга хотя бы сдвинуться в сторону.

Нужно стараться понять систему, что управляет всем этим комплексом, отыскать ее слабые места, все-таки там очень простая механика, а мне чем сложнее электроника, тем проще перехватывать управление.

Я предложил вернуться в город, неплохо бы поужинать поплотнее, но Эсфирь молча вытащила из большого пластикового пакета увесистый сверток.

– Ого, – сказал я, ноздри уловили аромат свежего поджаренного хлеба и мяса с лучком и перцем, – бутерброды сделала?

– Готовые купила, – отрезала она с таким видом, словно сделать для такого существа, как я, бутерброд для нее великое оскорбление. – И целое ведро кофе.

– Целое, – сказал я, – это хорошо. А то могла бы дырявое… А где ведро?

– В термосе, – отрезала она. – Все поместится, если натолкать поплотнее, не знал?

– У женщин все получается, – согласился я, трудно возражать женщине, которая протягивает еще горячие бутерброды. – Спасибо, ты просто чудо!.. Возьми меня во вторые мужья. Или хотя бы в третьи…

– Это у арабов можно брать до четырех жен, – напомнила она.

– А у вас Соломон, – сказал я уличающе, – взял тысячу жен!