У меня такое же навязчивое состояние насчет необходимости видеть и слышать все-все в мире, ладно, хотя бы в этом городе в подробностях, а во всем мире – главное. Раз уж могу, то должен!

Человек может прожить без того, чего у него никогда не было, как, к примеру, все человечество когда-то обходилось вовсе без электричества, а сейчас исчезни всего лишь Интернет… рухнет вся мировая экономика!

Эсфирь время от времени косилась в мою сторону, наконец поинтересовалась недовольно:

– Признавайся, что за гадость придумал?

– Почему гадость? – пробормотал я. – Просто мыслю о высоком.

– Выше летающего крокодила?

– Сбоку, – уточнил я. – В квантовой плоскости восьмого измерения… Останови вон там… Нет, за той кафешкой. Я ненадолго, подожди в машине, хорошо?

– Снова по бабам, – сказала она понимающе, – я думала, ты руссиш мэдвэд, а ты повадками гальский петух какой-то.

– Что делать, – поддакнул я, – жаркий климат, острые восточные специи… Надо же как-то твою нордическую холодность компенсировать.

Она промолчала, но во взгляде прочел укор, какая нордичность, когда под нами кровать едва не вспыхнула, но сказать такое – это почти оправдываться, а женщины никогда не оправдываются, это мы всегда виноваты…

Я вышел из машины, мягко прикрыв дверь, но двое крепких мужчин в строгих костюмах у входа в кафе все равно сразу обратили на меня внимание, я уловил их готовность сдвинуться и загородить вход, дескать, санитарный день или налоговая проверка, мешать нельзя, потому сразу сказал весело тому, что слева:

– Привет, Абдул!.. А знаешь, твоя сестренка Лейла, которую ты дразнил замарашкой, начала встречаться с Гарбеном?.. А этот ишак на семь лет старше тебя!

Он дернулся, глаза расширились.

– Что? Да я его убью…

– Тогда поторопись, – сказал я так же беспечно. – Сейчас они поехали в Клуб западного кино, но сам знаешь, что там за кино… Можешь позвонить ей, проверить. Если станет врать, что в школе, вели включить камеру в смартфоне. Пусть покажет, какие там школьные стены, ха-ха!

Он торопливо ухватился за карман, где вижу включенный мобильник с работающим диктофоном, а я сразу же повернулся ко второму бодигарду:

– Цеденгул, ты обещал год тому назад во всем помогать Хургалу, после того, как он тебя вытащил из тюрьмы. Если шейх его не отпустит, тебе придется поехать вместо него решать проблемы его семьи.

Он застыл, до этой минуты был уверен, что это их с Хургалом тайна, а я улыбнулся и прошел мимо в помещение.

Принц Касим сидит за столом в одиночестве, перед ним только чашка кофе и сладости, я направился сразу к нему, улыбнулся издали обезоруживающе.

– Да-да, охрана меня пропустила, потому что это важно. Принц…

Он нахмурился, кивнул на стул по ту сторону стола.

– Странно, что вас пропустили. Похоже, вы знаете, кто я?

– Спасибо, – сказал я учтиво и медленно опустился на сиденье. – Прежде всего, чтобы показать наше уважение, сообщаю: в вашем окружении один человек из «Хаджа Сархана» и двое из организации крайне левой группы «Аль-Массула».

Бровь его слегка приподнялась.

– Вы… уверены?

– Человек, – сказал я, – которого вы ждете на тайную встречу, – это Бахрияр, он из Аль Баха, хотя вам сказал, что из Хамима. Работает на вас, но, чего вы не знаете, еще и на разведку Ирана. Покушение на вашего брата было с его подачи… Это так же верно, как и то, что в вашем левом кармане лежит записка с первыми каракулями вашей младшей дочери Амины. Поздравляю, вчера у нее эта попытка была не такой удачной.

Он заметно напрягся, но тут же заставил себя улыбнуться и произнес почти светским голосом:

– Уверены, что это Бахрияр?..

– Как и то, – сказал я, – что он в рубашке зеленого цвета, усы не подбрил, как вы советовали, а брюки надел желтые… фи, какой диссонанс… А едет на «Порше» белого цвета. Я прощаюсь, принц, и желаю вам счастья и долгой жизни!

Он сказал быстро:

– Погодите. Похоже, вы хорошо знаете, кто я и чем на самом деле занимаюсь. А кто вы?

Я ответил учтиво:

– Наша организация знает, что человек вы предельно честный, как и большинство людей в разведке, и преданный порядку и закону. Но сейчас мир меняется слишком быстро. Даже ученые, которые его меняют, и то поражаются. Самое опасное, что изменения в одной точке могут изменить весь мир. Раньше это совершалось медленно, как, например, великое учение Пророка возникло в Мекке, а распространялось по миру столетиями, а теперь любую новость узнают во всех странах в режиме реального времени.

Он кивнул, заметно польщенный, я сослался на учение Пророка с великим уважением, это заметно, а еще ощутимо, что делаю совершенно искренне…

– Новости бывают хорошие и плохие, – продолжал я так же методично, – но кроме новостей так же распространяются и моды, тренды, хорошие и плохие привычки. Это уже серьезнее…

Он помрачнел.

– Да, в последнее время с Запада идет волна, разрушающая наши обычаи.

Я вздохнул.

– Сперва она у нас все разрушила, чему рада только самая низкая чернь.

– А что благородные люди?

Я посмотрел с укором.

– Будто не знаете принципы демократии! Благородных уравняли в правах с неблагородными, и все теперь решается большинством голосов. А черни в любой стране больше.

– Отвратительно, – сказал он с чувством. – Просто мерзко.

– Что делать, – сказал я, – теперь правителей выбирают большинством голосов, потому на троне оказывается тот, кто нравится большинству черни.

– Отвратительно, – повторил он и покачал головой. – Это ужасно.

– Потому этот правитель, – закончил я, – постоянно старается угодить своим избирателям, иначе на следующих выборах посадят на его место еще более послушного.

– Это приведет к гибели, – сказал он мрачно.

– Совершенно с вами согласен, – сказал я. – Умные люди в меньшинстве. Полагаю, так везде, но у вас голоса черни звучат не так громко.

Он кисло усмехнулся.

– Увы, под влиянием Запада погонщики ишаков тоже требуют долю в руководстве страной.

– Главная беда нынешнего устройства Запада, – пояснил я, – хаотичность и лавинообразность научных разработок. Среди ученых тоже достаточно грамотной черни, у которых ни ума, ни благородства и которые занимаются наукой, совершенно не заглядывая вперед, к чему приведут их работы. Мы уже закрыли около сотни проектов, опасных последствиями, а в некоторых случаях вынуждены были… принять жесткие меры.

Он взглянул с интересом.

– А можно поинтересоваться?

– Да, – ответил я. – Неделю назад мы успели обнаружить в Тунисе лабораторию, что разрабатывала опаснейший штамм смертельного вируса. Стоило его выпустить из лаборатории, он за считаные дни уничтожил бы все население Туниса, а оттуда успевшие заразиться туристы занесли бы его в соседние страны… да и к вам.