Сейчас занавески на окнах дома, где жил Роберт, были задернуты, и поблизости не было видно их красного грузовичка, так что мальчики двинулись дальше, к месту, где тропа, сужаясь, сворачивала в лес. Тропу пересекали полосы пыльного солнечного света, в котором кружились пылинки. Казалось, кто-то аккуратно уложил эти солнечные полосы под одинаковым углом, как шпалы. Время от времени слышалось пенье черного дрозда. Пустой пакет из-под свиной нарезки был втоптан в пыльную землю, потрескавшуюся от жары. К счастью, любители портера и легкого пива не обладали достаточным запасом жизненных сил, чтобы забраться глубоко в лес, и уже минут через десять Дэниел заметил, что количество мусора значительно уменьшилось. Вообще-то, если бы не вонь выхлопных газов, можно было бы вообразить, что неумолчный гул, явственно доносившийся со всех сторон, – это вовсе не рев машин на окружной дороге, а, скажем, шум сильного ливня, обрушившегося в глубо-о-окий овраг где-то слева от них…

Мальчики довольно быстро отыскали поляну, где еще сохранились останки шалаша, который они соорудили в начале лета. Тогда они, закончив строить шалаш, забрались в него, с наслаждением выпили бутылку «Бейбишама»[38] и выкурили шесть ментоловых сигарет, а потом обоих ужасно тошнило. Они осмотрели поляну и решили, что это вполне подходящее местечко. Шон сразу нашел бревно, которое можно было использовать в качестве стойки, как в тире, а Дэниела отправил на поиски мишеней. Дэниел перелез через ограду, отмечавшую границу ничейной территории, и стал рыться в колючих кустах. Вскоре он отыскал две пустые бутылки из-под пива, помятую пластмассовую канистру из-под машинного масла и грязного плюшевого медвежонка с оторванными передними лапами. В зарослях было невыносимо жарко; Дэниел совсем ошалел и все старался представить, как хорошо было бы стоять на лужайке возле своего дома и, зажав большим пальцем конец садового шланга, брызгаться холодной водой, радуясь появлению множества маленьких радуг. Принесенные мишени он разложил по всей длине бревна на равном расстоянии друг от друга, но из головы у него не шел ребенок, которому когда-то принадлежал несчастный плюшевый медведь. В душе он даже пожалел, что принес этого медвежонка сюда, на расстрел, но вслух, разумеется, не сказал ни слова.

Шон поднял револьвер, для большей устойчивости расставил ноги пошире, и Дэниел заметил, как расплющился кончик указательного пальца Шона, которым тот потихоньку жал на спусковой крючок. Вокруг стояла глубокая, почти как в церкви, тишина. Даже трафик на окружной реветь перестал. Черный дрозд тоже умолк. И теперь Дэниел слышал только стук собственного сердца.

Сам выстрел он, похоже, пропустил – отреагировал, только когда птицы с разноголосым шумом бросились врассыпную, а Шона отбросило назад и швырнуло на землю. Казалось, на него напало какое-то большое животное и ударило прямо в солнечное сплетение. А мишени – канистра из-под машинного масла, пустые бутылки и медвежонок – так и остались на месте.

О господи! – пробормотал Шон, поднимаясь с земли. О господи! От восторга он даже начал приплясывать. Никогда в жизни ему не доводилось заниматься чем-то столь же увлекательным. О господи!

Над головой у них пролетел военный самолет. Дэниел испытывал одновременно и разочарование, и облегчение от того, что сделать второй выстрел Шон ему не предложил, явно намереваясь снова выстрелить сам. Глубоко, чуть театрально вздыхая, Шон нервно обхватил себя руками, краем футболки вытер пот со лба и снова поднял револьвер. На этот раз звук выстрела показался Дэниелу настолько громким, что у него перехватило дыхание. Он не сомневался, что этот выстрел услышали очень многие.

Что это вы делаете? – Это был младший из Робертов Хейлсов, и Шон с Дэниелом так и подскочили от неожиданности.

Впрочем, Шон быстро взял себя в руки и ответил вопросом на вопрос: А ты как думаешь?

Вы что, настоящий револьвер раздобыли? Несмотря на жару, Роберт был одет в поношенную оранжевую куртку с капюшоном.

Ну да.

Дадите и мне разок из него пульнуть?

Счас! – Шон явно не имел такого желания.

Дайте стрельнуть-то, – снова попросил Роберт и шагнул вперед. Было заметно, что он выше Шона на добрых шесть дюймов.

И в точности как тогда, в комнате Дилана, Шон поднял руку с револьвером и неторопливо направил дуло прямо Роберту в лицо. Это означало: ни за что.

Дэниел чувствовал, что Шон и впрямь может убить Роберта. И эта возможность страшно его возбуждала, ведь тогда он стал бы настоящим свидетелем преступления. И все уважали бы его за это и сочувствовали, что он пережил такое.

Роберт стоял не шевелясь. Секунд пять, а может, и десять. Как в вестерне «Хороший, плохой, злой». Дэниел не мог понять, боится Роберт или ему совсем не страшно. Но потом Роберт сказал: Ничего, я тебя еще прикончу. Однако прозвучало это зловеще, не так, как во время игры, когда ребята обещают друг другу: Ну, держись, счас я тебя убью! И не так, как говорят: Схожу-ка я в магазин. В общем, Роберт пообещал прикончить Шона и тут же, не оглядываясь, пошел прочь. А Шон все продолжал в него целиться, пока его спина не скрылась в гуще леса. Да и потом они с Дэниелом еще долго прислушивались, не хрустнет ли ветка, не зашуршат ли сухие листья под кроссовками Роберта. Ух ты, черт! Руку совсем свело! – прошипел Шон и наконец опустил револьвер. Потом вдруг подошел к плюшевому медвежонку и ткнул дулом револьвера ему в лоб. И Дэниел вдруг подумал, до чего они сейчас похожи – этот медвежонок и Роберт; особенно их взгляд – абсолютно равнодушный, устремленный прямо перед собой. Но тратить еще один патрон Шон явно не собирался и лишь раздраженно воскликнул: Вот ведь дерьмо какое! И Дэниел его понимал: неожиданное появление Роберта Хейлса словно заставило их спуститься с небес на землю, испортив все приключение. Шон швырнул револьвер в сумку, сказал Дэниелу: Пошли. И они двинулись через лес в обратном направлении, выбрав, правда, более длинную тропу, петлей огибавшую холм и выныривавшую из леса лишь на дальнем конце склада металлолома.

Таким образом, им удалось обогнуть дом Роберта и пройти довольно далеко от него. Но тащиться по этой тропе было еще менее приятно – слепни, вонь, жара, к тому же Дэниел нечаянно угодил левой ногой в собачье дерьмо, а как следует отчистить рифленую подошву не сумел.

У Элен, сестры Дэниела, была родовая травма: она чуть не задохнулась из-за того, что пуповина обвилась вокруг ее шейки в тот момент, когда она уже почти родилась – ее головка уже показалась на свет, – и некоторое время Элен была полностью лишена доступа кислорода. Дэниелу об этом не рассказывали, пока ему не исполнилось шестнадцать. Но он всегда знал, что в глазах Элен горит некий странный огонек, который иногда словно чуточку затухает, но потом разгорается снова. А еще он знал, что у сестры вечные затруднения с числами – она, например, не могла толком пересчитать предметы или ответить на вопрос «который час?».