прощание руку. — Значит, в субботу перед университетом!

— В девять ноль-ноль!

— Доброй ночи.

— Доброй ночи, Мила!

Второй раз за вечер наши взгляды скрещиваются и задерживаются на секунду дольше принятого. Жду, она входит в подъезд. Я вскакиваю в свой «фолькс», врубаю приемник и лечу!

Ночная София почти безлюдна, пролетаю на красный мимо ошалевшей парочки. Парень орет вдогонку: «Алкаш проклятый!» Я ведь и вправду пьян. Оставляю машину в первом же переулке и трогаюсь пешком. Хорошо, что кругом ни души, люблю гулять один. Эх, молодежь, мотались небось по скамейкам. Посидели бы где-нибудь. Надо Милене предложить! А что? Сходим в бар… В другой раз, время еще есть. Какое время? Тебе все кажется, что те, у светофора, юнцы, а ты родился тридцатипятилетним дядькой. Н-да, дяденька… Надо было дать им денег на бар.

У подъезда отчаянное мяуканье. Наклоняюсь и, близоруко щурясь, усматриваю котенка — черненького дьяволенка, трясущегося от холода. Отправляйся за пазуху, снаружи прихватил рукой. Дома наливаю ему молока. А сам — на диван в коридоре (то есть в библиотеке). Закуриваю.

От Милениной зажигалки исходит запах дорогих французских духов, ее духи… Закрыв глаза, вспоминаю ее слова, движения, взгляды…

Милена…

Да, впервые в жизни у меня нет ощущения, что в ресторане я губил свое время…

X

Звонок телефона окончательно будит меня. Тянусь за трубкой — и ушам своим не верю!

— Алло, Антон? — глуховатый мягкий баритон Филипова.

— Да, профессор. Доброе утро.

— Доброе утро. Извини, что беспокою так рано, я хотел бы сегодня поговорить с тобой, вчера тебя не было в институте, решил узнать, ты не болен?

— Нет, что вы. Просто вчера…

— Ну-ну. Я просто спросил, не болен ли ты. Значит, я тебя сегодня жду?

— Да-да, конечно.

Прощаемся.

И так всю жизнь: «Разумеется, профессор, хорошо, профессор!» — скромен, как институтка. Все, даю зарок! Надо с шефом держаться пожестче. (Мужику тридцать пять, а он!) Филипов в твои годы уже профессором был! Правда, история с Игнатом меня несколько озлобила, долго не мог с ним разговаривать, даже видеть его не мог, на заседаниях молчал. Демонстративно. О причине нетрудно было догадаться, но Филипов о том случае и словом не обмолвился. Но о нем самом я ни разу не подумал плохо, слова плохого не сказал. А Игнат удесятерил усилия, доказывая свою преданность. Я чувствовал себя в изоляции. Мои отчеты завсектором выслушивал вполуха с нескрываемым пренебрежением, а работы Игната бывали разбираемы в деталях и оценивались исключительно в превосходной степени.

Котенок пьет молоко, спинка дрожит от удовольствия (или от слабости). Такой смешной, миляга! Милене надо его показать обязательно.

С вечера я непрерывно думаю о Милене, обо всем, что связано с ней. Представь, Антон, дорогой, что мадемуазель Филипова придет с визитом? И что удивит? Квартира — хаос и запустение, паутина, спасет только ремонт. Господи, а шторы! Раньше я внимания не обратил бы, купил и купил, тем более что посоветовала продавщица. Они же не в тон обоям. Ванна потемнела, зеркало в пятнах, махровые полотенца облысели и продрались, половики в холле на ладан дышат. Все нужно срочно менять. Скромная кухонная утварь убога: тарелки, разномастные ложки-вилки, по всей квартире чашки, чашечки, стаканы… Покажи свой дом, и я скажу, кто ты! Можно, конечно, опротестовать: мол, это вопрос времени, возможностей, денег, наконец, но в большей степени — отношения к вещам. Мне все равно, где, на чем, как есть и спать, голова моя занята вещами слишком далекими от гармонии в цвете штор, обоев и мебельного гарнитура. Но сейчас! Милена обращает внимание на все и… Как это мне до сих пор в голову не пришло?! Картина! Для Миленки человек без картины в доме (хоть одна, но чтоб висела!) нищ духом и убог. Так было еще в студенчестве, да и вчера вечером она меня с полчаса просвещала: Дрезденская галерея, Дрезденская галерея… Любой ценой надо доставать картину. Продавщицам — никакого доверия. Как же выбрать, я же не дока? Пойдем логическим путем: если картина дороже, то она ценней, значит, берем самую дорогую и самую маленькую, то есть качество гарантируется наверняка.

Одежда. Миленка одета стильно, а я все из «дудочек» не вылезаю. Итак, на первый случай: костюм посветлей, куртка есть, отдам шить брючную пару (не вопль и не крик моды, но немного клеш). Пиджаки есть. Рубашки, галстуки (с большим узлом!) — срочно покупаю, белье, носки — тоже. Ох-ох-ох, Антон, душечка, совсем ты себя забросил, хорошо, хоть Милена появилась, будет повод собой заняться! Все это отправимся покупать вдвоем. Она будет самым компетентным консультантом — ее вкусу доверяю на все сто. Нечего ей знать, как я тут жил бирюк бирюком, холостяк холостяком.

Пойдем по магазинам вместе. Она будет выбирать мне одежду, чертовски приятно! В детстве я ходил с мамой и папой. Детство. Семья. Стабильность. В первый раз Антон, дорогуша, тебе захотелось жениться. А?

Ночью выпал снег. Еле расчистил дорогу своему «фольксвагену».

Эх, машинка! Как я раньше обходился без нее? Когда она в ремонте, я просто болен. С ней я независим от времени. Может, это возраст и характер, но в машине и дома мне лучше всего, я один. Никто не досаждает, ни с кем я не должен считаться, открыто высказываю каждому, кто меня заденет, все, что о нем думаю. Для людей с такими нескладными характерами, как у меня, машина — освобождение. Мой «фолькс» — как друг.

На стоянке у института пока две-три машины, и среди них Игнатов «Москвич». Хозяин снимает дворники. Ставлю машину недалеко. Он внимательно наблюдает за мной. Не снимая дворников, небрежно захлопываю дверцу и направляюсь к институту (два года, после той истории, мы не сказали друг другу и слова). Едва поравнялся с ним, Игнат зашагал рядом:

— Как вчерашняя акция? Надеюсь, прошла успешно, по всем правилам стратегии и тактики?

— Военные действия, как и удары из-за угла, — не мой удел, дорогуша! Как пугает твой дружок Гавраилов: «Особое внимание — завершающему удару»… Да, кстати, чем обязан чести разговаривать с вами, магистр?

— Антон, я не с того начал. Захотелось поговорить, а с чего начать? Ничего в голову не пришло. У меня к тебе предложение. — Он вынимает сигареты, отрицательно качаю головой. Пока он закуривает, ухожу вперед, Игнат догоняет вприпрыжку. — Давай забудем прошлое! Предлагаю снова работу в тандеме. А хочешь, заявим наш мини-коллектив официально.

Наглость Игната меня давно не удивляет. Как и его подлость. Сказать ему пару ласковых или выдать пару горячих? Молчу, он не унимается:

— Ты же сам кричал,