— Верно. Но чтобы фантазии возбуждали, их нужно освежать.

— Зачем? Может, он просто прокручивал в голове воспоминания о прошлых убийствах…

— Если так, то порноиндустрия давно рухнула бы, — немного нетерпеливо ответила Зои. — Фантазии нуждаются в разнообразии. Особенно такие извращенные, как у Гловера. Мы знаем, что он реагирует на определенные места, вот почему почти всегда держится рядом с водой. Гловер почти наверняка искал особые места, которые подпитывают фантазии. Я предполагаю, что он просто пошел в одно из таких мест, затаился и стал ждать одинокую женщину, представляя, как схватит ее, изнасилует и задушит.

— Значит, ты думаешь, что он возвращается туда, где уже бывал неоднократно?

— Почти уверена. И готова биться об заклад, что он знал расписание поездов наизусть.

— Но он не изнасиловал Генриетту Фишберн. Почему?

Зои постучала пальцем по одной фотографии. Тейтум присмотрелся: это был снимок синяков на ребрах Генриетты.

— Мы предполагаем, что синяки возникли от удара ногами, — сказала Бентли. — Он пинал ее, лежащую на земле.

— Или его сообщник.

— Не думаю. Сообщнику нужна лишь кровь. Неважно, по какой причине, но кровь — его фетиш. И он ее получил. А вот Гловер не получил того, что хотел. Поэтому разъярился и пнул жертву.

Тейтум задумался.

— Думаешь, не смог?

— Да. Может, из-за рака… Скорее всего, он был в ярости.

К удивлению Тейтума, голос Зои звучал обеспокоенно.

— И какой вывод?

— Боюсь, до следующего убийства он долго ждать не будет. Не вытерпит.

Оба замолчали. Первым тишину нарушил Тейтум:

— А зачем пентаграмма, нож и телефонный звонок?

— Ну, как ты уже понял, он хотел, чтобы мы нашли тело именно в таком виде. Причем как можно скорее, наверное, до того, как начнется активный процесс разложения.

— Но зачем ему это?

— Вероятно, пытается сбить нас с толку, — с сомнением проговорила Зои.

— Или хотел донести до тебя некое послание, — предположил Тейтум. — Может, он хотел, чтобы тело увидела ты.

— Тогда почему пентаграмма? Бессмыслица какая-то. Пентаграмма не имеет никакого особого значения ни для меня, ни для Гловера.

— Он хочет огласки. Его время на исходе, и он решил прославиться.

— Возможно, — согласилась Зои. — Раньше Гловер не играл на публику, но обстоятельства изменились.

Агент Валентайн громко вздохнул со своего места.

— Вы явно упускаете суть.

Тейтум взглянул на Валентайна. Этого агента он успел немного узнать за время работы в чикагском офисе ФБР. Валентайн, в сущности, хороший парень, и не без чувства юмора. Но его снисходительное отношение к Зои выводило Тейтума из себя.

— Какую же?

— В убийствах есть религиозный подтекст. В первом случае на Кэтрин Лэм надели цепочку с крестиком, прямо на следы от петли, задушившей жертву. Во втором убийстве тело поместили в центр пентаграммы и обставили все как жертвоприношение дьяволу — вспомните про нож в животе… Спорю, что убийца звонил, чтобы похвастаться. Может, считает себя следующим пророком или что-то вроде того.

— Род Гловер не религиозный фанатик, — ответила Зои. — На религию ему плевать.

— Может быть. Но люди меняются на пороге смерти. Его время на исходе, вы сами так сказали.

— Это абсурд! Совершенно не соответствует профилю Гловера.

— У него рак мозга. Кто знает, что творится сейчас у него в голове? Вдруг он вообще невменяем? Кроме того, вся эта дьявольщина может быть идеей сообщника. Тот и так уже кровь пьет; думаете, он так уж далек от сатанизма? Черт возьми, да он, может, потому и пьет…

— Хорошо, — отрезала Зои. — Ваши предположения приняты к сведению. Спасибо.

Валентайн пожал плечами и вернулся к работе.

— Меня насторожило еще кое-что. — Бентли указала на пару фотографий. На одной были кровавые отпечатки ботинок в доме Кэтрин Лэм, на другой — следы в грязи вокруг пентаграммы. — Мы считали, что на первом месте преступления убийца утратил самоконтроль, поэтому ходил из угла в угол. Но здесь, кажется, то же самое.

— Они рисовали пентаграмму, — заметил Тейтум. — Для этого пришлось походить туда-сюда.

— Только тут прослеживается определенный шаблон. Видишь? Три шага, поворот лицом к телу. Затем два шага в сторону, а потом… вот, снова три шага и поворот лицом к телу. На втором месте убийства то же самое. Мы с О’Доннелл проверили. В обоих случаях следы принадлежат субъекту бета, а не Гловеру. Похоже на какой-то ритуал, следующий за убийством. Причем не связанный с кровью.

— И о чем это говорит?

Зои покачала головой.

— Пока ничего. Но нужно искать другие закономерности. Возможно, у второго убийцы есть набор обсессивно-компульсивных ритуалов, которые он не может не совершать. Если так, то при разговоре с ним мы это заметим.

— Ясно, будем обращать внимание.

— А где О’Доннелл? — спросила Зои, оглядываясь.

— Они с Эллисом пошли искать того наркомана, возможного свидетеля преступления.

— А нам нужно осмотреть парковку у вокзала, — заявила Бентли.

— Завтра утром? — с надеждой предложил Тейтум.

— Я хочу увидеть парковку вечером, в темноте. Так, как ее видели они.

Грей вздохнул.

— Ну конечно… Подожди, я закончу кое-что, и мы поедем вместе.

Зои зашла в свой номер и заперла дверь. После осмотра парковки она собиралась вернуться с Тейтумом в полицейский участок и продолжить работу — но холод пробрал ее до костей. Нужна была передышка. Поэтому она попросила Грея высадить ее у гостиницы.

В голове Зои клубились мрачные мысли о смерти Генриетты Фишберн. Она ощущала их как физическое присутствие тьмы, стремящейся расколоть ей череп. Ей нужно было выпустить их из себя.

Зои сняла туфли и носки и скользнула под одеяло, позволяя его весу опуститься на нее, создать уютный кокон. Усилием воли расслабила тело. Долгий день дался нелегко, особенно после целой недели недосыпания, и даже просто прилечь стало облегчением.

Зои прикрыла глаза и вернулась мыслями к парковке. Когда они туда приехали, машину Генриетты уже забрали, но в темноте безлюдной стоянки было легко представить, как все произошло. Должно быть, канонада кровяного пульса громыхала в ушах у Генриетты еще до того, как что-то случилось. Еще когда она в одиночестве пересекала парковку.

Она шагает быстро, каблуки стучат по асфальту… Холодно… Дыхание Зои участилось, и, несмотря на одеяло, ее бил озноб.