Эйкере, конечно, уже довелось побывать в местах не столь отдаленных. Но партиец и ввек не смог бы узнать место, в которое попал вчера. Все потому, что младшего Скольру отвезли отнюдь не в тюрьму провинции Ланже-сюр-Нерра. Его доставили в Сен-Элиз-дю-Моранси, прозванную в народе Лю Кашо – «Карцером». Это была найтеринская тюрьма при Тайной полиции, охраняемая настолько тщательно, что лишь безумец мог сюда проникнуть.

Безумец – и эта обладающая даром телепатии незнакомка; кем все-таки она приходилась Старшему? И встретившиеся по пути конвоиры – были ли они подсадными утками или же скудоумными новобранцами, не отличавшими своих от чужаков?

До ушей Скольры донесся тонкий лязг: то распахнулись несмазанные двери мертвецкой. Освобожденец почувствовал, как его вынесли на холод, подхватили в четыре руки и спешно положили на горизонтальную поверхность.

Десяток тяжелых шагов, звук поворачиваемого в замке ключа.

Скольра, предпочитавший ранее оставаться трупом, вновь приоткрыл один глаз. Людей в недурно освещенной покойницкой находилось всего трое: он сам, женщина в форменном мундире, с убранными волосами и лишенным естественной краски лицом походившая на смазливого паренька, и мужчина среднего роста с четкими, но незапоминающимися чертами лица. На последнем сидела форма работника мертвецкой, с черными нашивками на рукавах и черным же фартуком, – похоже, то был молодой, недавно примкнувший к «Освобождению» прозектор. На вид его не обременяло знание, но открытый взгляд его светился дерзостью. Оба неизвестных странным образом походили на мошенников, но какое Скольре было до этого дело, если они только что вытащили его из-под плахи?

По крайней мере, на лишние пару часов.

Скорбная мертвецкая совсем затихла. Вскоре освобожденцы перекинулись парой фраз, из которых Скольра понял, что все готово к побегу. Тогда же прозектор в черном приблизился к Эйкере.

– Тебя переправим в мешке для трупов, – чеканно, почти по слогам проговорил он на случай, если Скольра от побоев почти лишился рассудка.

К слову, месье Монгрен, тех арестантов, у кого не было родственников, из тюрьмы везли сразу на погост. Еще при заселении в камеру для каждого заключенного был готов дешевый мешок – холщовый погребальный саван. Последняя подачка государства, весьма щедрая, не правда ли?

– Может, ему поставить еще морфия? – предложила женщина так цинично, будто изувеченного Скольры здесь и не было вовсе.

– Ему уже чего только не поставили! – изречение, что выдал прозектор, оказалось для его простецкого вида слишком изысканным. – Проснется ли он после еще одной дозы гидрохлорида морфина?

Освобожденка согласилась, что вопрос сей весьма любопытен, но затем встрепенулась и спросила, готова ли поддельная справка о смерти Эйкере Скольры.

– Не хватило времени, – сухо ответил мужчина.

Каждый бланк в тюрьме был пронумерован, факт его использования закреплялся в журнале, и поэтому прозектор даже за нескромное вознаграждение не мог подделать справку о смерти Скольры.

– Что, если они захотят проверить труп? – не унималась неизвестная. Она желала выбраться из тюрьмы живой и не пойманной при незаконном перемещении арестанта.

– Тогда один черт, эта бумажка ничего не будет значить. Будем надеяться, никто не захочет лишний раз смотреть на разлагающиеся рожи. Прихватим те документы, что у нас есть.

Прозектор взял из кипы дурно сшитых саванов один мешок, расправил его и вновь сложил – таким образом, чтобы легче было натянуть на тело. Вдвоем сообщники приподняли Скольру, просунули в рогожу ноги, а затем протянули грубую ткань вдоль его туловища.

– Дальше мы повезем тебя по улице, – напустив на себя важный вид, строго предупредил прозектор. – И ни одного движения, ни единого звука!

Скольра утвердительно промычал в ответ, и мешок для трупов смежился над его головой. Две пары рук подхватили его и понесли, при этом две пары ушей внимательно прислушивались, не издаст ли брат Старшего хоть малейший вопль, хоть единый звук. Ведь это могло поставить под угрозу как минимум три жизни и как максимум – жизни тех подсадных освобожденцев, что заняли сегодня тюремные посты.

Боль в растревоженных мышцах Эйкере усилилась. Скольра хотел инстинктивно прикусить губу, но не смог: зашитая, та жутко распухла и болела даже от того, что на нее смотрели. Вместо этого он стиснул зубы – и выдержал.

Мешок с живым покойником положили на телегу (которой пользовались обыкновенно для вывоза мертвых тел), и первое испытание было закончено. Но тут же правое плечо Эйкере уперлось во что-то холодное, и он почувствовал неладное. Что это – покойник? Он лежит рядом с трупом – или даже несколькими? Не успел Эйкере свыкнуться с этой мыслью, как раздалось тихое «раз-два-три», и руки освобожденцев, подхватившие новый груз, закинули поверх Скольры еще один мешок с окоченевшим содержимым. И тогда опасения Эйкере подтвердились: на него водрузили мертвеца.

Чтобы прикрыть избитого, выбрали самый маленький труп, но и его тяжесть вызвала новую боль в теле партийца. Труп был несвежим, и запах разложения ударил Скольре в лицо. Освобожденца затошнило, но желудок был пуст, и от этого становилось только хуже.

Сообщники накрыли воз прорезиненной тканью и, чтобы меньше чувствовать трупный запах, надели на лица марлевые повязки.

– Ну, тронулись, – почти торжественно объявил прозектор.

– Всеведущие да помогут нам, – еле слышно добавила женщина.

Освобожденцы выкатили тележку из мертвецкой и поспешили к небольшим воротам – служебному выходу, что располагался напротив покойницкой и был предназначен специально для вывоза трупов. Здесь их застигла неудача: навстречу им двигался дополнительный конвой, организованный в тюрьме по случаю поимки «опасного террориста из группировки “Освобождение”».

– Еще несколько?! – поинтересовался полицейский, с презрением оглядывая нехитрую поклажу. – Эта неделя богата на мертвечину.

– Да-а… Мрут как мухи, – недрогнувшим голосом заметил прозектор. – Только успевай отвозить! – Неизвестный перешел на шепот: – Но этих, слава богам, заберут студенты. Сэкономим на перевозке! – добавил он, изображая наивного простачка.

– Чур, выгоду делим на двоих! Иначе я доложу начальству, – захохотал конвоир, и женщина, толкавшая вместе с сообщником телегу, выразительно закашляла.

– Да что угодно, лишь бы не смердели, – ответил конвоиру врач.

Прервав смех, полицейский отправился дальше. Для олицетворения полного пренебрежения ему не хватало лишь беспечного присвистывания.

Опасный путь по главной тюрьме Найтерины продолжался. Первой задачей сообщников было миновать служебную пропускную, которая, кстати сказать, вряд ли была в Лю Кашо слабым местом.

В целом система пропускных пунктов делилась здесь на два уровня – все потому, что тюремная инфраструктура была обнесена двойной кирпичной стеной. Внешняя пропускная, что была вырезана в наружной стене, являлась, по сути своей, простыми охраняемыми воротами. Но во внутреннем дворике Лю Кашо располагалась, как ее называли полицейские, «каменная коробка» – скромное помещение с двумя комнатушками. Окна его выходили на двойные тяжелые ворота, по обе стороны от которых стояли четверо охранников. В «каменной коробке» проверяли документы, и в ней же постоянно находился караул. Еще несколько вооруженных полицейских занимали наблюдательные посты на стене и расставленных по периметру внешнего двора наблюдательных вышках.