ее коже.

– Космос… – прохрипела она, выталкивая дым из легких. – Почему не космос? Небо…

– Какой к херам космос? Дура! – Алексей сплюнул на пол и растер плевок носком ботинка. – Начиталась фантастики. Кому нужен твой космос! Дура!

Он так злился, что Кристине захотелось вжаться в стул, но ее тело почти не слушалось.

– Дура! – Алексей дернул к себе пачку, вскочил и начал расхаживать по номеру. Его что-то страшно бесило, но Кристина не могла сосредоточиться, чтобы понять, что не так.

– Почему… я?.. – спросила она, едва шевеля языком.

– Потому что эти твари обожают баб! – Алексей снова выпустил облако дыма, но оно уже не казалось пряным, оно было зловонным, забивало легкие и горло мерзким запахом то ли гнилого лука, то ли порченой крови. – Вечно текущих истеричек, которым так легко заморочить башку! Таких же капризных сук, как ты!

Он резко шагнул к Кристине, замахиваясь, но она не сумела среагировать, даже зажмуриться. Смотрела широко открытыми глазами на приближающуюся ладонь… которая отдернулась в последний момент.

– Мы построили самый лучший мир меньше, чем за двадцать лет! Мы перевернули цивилизацию! Мы сделали такой рывок вперед! Столько силы в этих игрушках, которую можно было направить на развитие! И кто все перечеркнул, кто, блядь!

Алексей обернулся к Кристине, глядя на нее покрасневшими от густого дыма яростными глазами.

– Надо было тебе туда полезть, идиотке! Разбудить эту тварь!

– Тварь?..

Алексей шагнул к ней, наклонился над стулом, обдавая ее острым запахом пота и тошнотворного дыма и положил руку на шею Кристины.

– Твоя тварь… Тот блондинистый урод, которого ты вытащила из ада, где он был заперт! Во всех записях, во всех, эта погань умоляла только об одном – не будить Проклятого Короля!

Его пальцы стиснули ее горло.

– Но как все бабы… Ты такая же омерзительная похотливая тварь! Все пошло по пизде из-за того, что у тебя между ног чесалось! Отовсюду полезли такие же твари! Бункер, который не пробила бы ни одна бомба, был разрушен корнями деревьев! Корнями, блядь! А потом затоплен! Потому что там, где его построили, были их дворцы! Да! Поэтому там и был бункер! Но они вернулись и сказали, что мир снова их! Перебьются!

С каждым словом Алексей все сильнее сжимал горло Кристины. Перед глазами мелькали черные мушки, в груди пекло, но у нее не хватало сил даже поднять руки, чтобы попытаться освободиться.

– Что ты теперь скажешь, а? Что? Поеблась с этим уродом? Понравилось? Ничего, я знаю, как уничтожить и его, и всех остальных! Я знаю! Мы успели найти оружие!

Он склонялся все ниже и ниже, выплевывая слово за словом в лицо Кристины и сжимая пальцы. Она уже почти ничего не видела – в глазах темнело.

Не видел и он.

Того, как цветочный побег, высунувшийся из-за занавесок скользнул к столу, взобрался по ножке, оплетая ее в несколько оборотов и вытянулся, дотронувшись до каменной крышки шкатулки.

– Я придушу тебя нахер и все кончится… Все. Кончится… – Алексей шептал это ей в лицо как безумный, не замечая того, что Кристине осталось совсем немного. – Все эти твари, кошки, бабы, эльфы, волшебство – сгинет, уберется в свою преисподнюю, а мы… мы будем дальше строить наш мир. Наш!

Зеленый побег дернулся в такт судорогами тела Кристины. Дернулся – и отчаянным усилием приподнял крышку шкатулки.

Золотой свет пролился на него, разом сделав сильнее – и следующим движением заматеревший, разом покрывшийся шипами побег, без труда смахнул крышку в сторону.

Ударил в потолок золотой свет, грянула музыка, разливаясь по всему миру, колыша струны и будоража сердца. Бард повзрослел еще на десяток лет, Ирн улыбнулся, а из лопнувшей плоти цветка выпорхнули когтистые и лохматые цветочные феи. В глазах их вращались разноцветные огоньки, гоняясь друг за другом, с когтей стекал цветочный сок – ядовитый, сладкий, замораживающий, и все они хотели только одного – освободить! Освободить ее! Освободить! Король приказал! Король лучше знает!

Огромной жужжащей толпой они ринулись на Алексея, целясь когтями ему в глаза, в волосы, в открытую кожу. Он отскочил и заорал, выпустив Кристину, которая упала на пропахший табаком ковер, кашляя и держась за горло.

46. Ирн

Никогда. Никогда не будите древних королей.

Древние короли не знают ваших новых законов, не слышали о том, что у войны, как у игры, есть правила, за нарушение которых можно наказать.

Древние короли сражались во главе своего войска, а не сидели в стороне, представляя поле битвы шахматной доской.

И они не щадили врагов.

У войны нет правил.

У войны нет законов.

Вот что знали древние короли, которые шли в любой бой, как в последний раз.

И сражались там до конца – за себя, за то, во что верили, за свое сердце.

Не будите древних королей, которые проснутся только для того, чтобы продолжить войну, в которой проиграли.

Но уж если разбудили – забудьте о законах, правилах и шахматной доске.

Только меч, взгляд, сердце, кровь и сражение до победы.

Кроме победы не существует больше ничего.

Либо есть победа, либо нет тебя.

Мир жил.

Мир пульсировал живой магией, растворенной в траве, воде и солнечном свете.

Мир питал людей своей силой.

Потухшие глаза поэтов загорались новыми идеями.

Иссохшее нутро нервных уставших женщин оборачивалось горячей жирной почвой, готовой дать жизнь.

Наливались кровью мышцы сгорбленных обрюзгших мужчин, чьи предки были воинами.

Чахлые деревья, доживающие свой век вдоль душных автострад, стряхивали жухлую листву и с яростной мощью пронзали корнями землю, проламывая своды тоннелей, обрывая кабели и корежа трубы.

Тихие и слишком умные дети вдруг испытывали животный ужас – впервые в жизни – вспоминая о том, что в темноте могут таиться настоящие монстры.

Мох взбирался по бетонным стенам, плесень выжирала побелку, ржа подкрадывалась к железным механизмам.

Мир ждал, когда Сердце окажется в груди того, кто знает, куда направить эту мощь.

Мир ждал, когда Король снова укажет путь.

Мир ждал.

Ирн прошел, ступая босыми ногами по каменной крошке, мимо искореженных колонн, которые больше не излучали боль.

Мимо застывших в ужасе охранников, под которыми расползались зловонные лужи.

Мимо стальных дверей, растекшихся при его приближении словно воск на жаре.

Остатки ветхой одежды, испачканной кровью и слизью – красной и золотой вперемешку – вспыхнули на его теле черным огнем и осыпались белым пеплом на ступени, ведущие из подвала.

К солнцу он вышел нагим, подставляя его безжалостным, как он сам, лучам свою белую кожу и алые