Всякая деликатность в отношении его излишня. Имея такой прекрасный боевой материал, как русские солдаты, немцы, японцы, французы, не говоря уже об итальянцах и австрийцах, он не сделал ничего в пользу предпринятого дела и, напротив того, воочию показал китайцам бессилие европейцев.

Утром 6-го июня бросили поезда, весь багаж и пошли к Пей-хо, чтобы спуститься по течению этой реки в Тянь-Цзинь.

Бедные иностранцы в Пекине! Они в это время с минуты на минуту ждали своих освободителей...

В первый день отступавшие союзники прошли немного. Заночевали в открытом поле под охраной часовых. Раненые, орудия, остатки провизии были размещены в четырёх найденных на Пей-хо барках. Отряд шёл берегом по ту и другую стороны реки. Что это был за путь! Китайские солдаты наседал и на отступавших. Они осмелели до неслыханной ещё дерзости: европейцы, в которых они видели своих жертв, уходили от них. Прежнее почтение, прежний страх исчезли. Союзники ста саженей пути не делали спокойно. То и дело приходилось штыками отбрасывать наседавших гвардейцев богдыхана. Орудийный и ружейный огонь не прерывался ни на минуту. Словно ад какой-то стоял вокруг. Спереди по измученным людям била шрапнель, сзади громыхали залпы, справа то и дело жужжали гранаты, слева трещали ружья. Гром орудий, треск выстрелов, крики китайских солдат, заунывные звуки рожков — всё это сливалось вместе. Только атаки несколько заставляли смолкнуть этот хаос. Посылали, заметив батарею, роту-две в обход и с двух сторон кидались на врага. Не было примера, чтобы китайцы выдерживали такие штыковые атаки. Едва раздавалось «ура!», они бросали ружья, даже пушки, и ударялись в беспорядочное бегство. Но только что удавалось прогнать одних, наседали Другие. Пришлось даже побросать тележки с патронами, но орудия оставить врагам союзники не смогли — духа не хватило.

Между тем баржи переполнялись ранеными. Люди в отряде были утомлены до последней степени. Только страх за жизнь заставлял позабыть про усталость. Шли всё-таки быстро, и вдруг 9-го июня горсти этих людей пришлось с ужасом убедиться, что идти дальше некуда. Ни вперёд, ни назад нельзя было сделать ни шагу. Китайцев, Одних только регулярных солдат, не считая боксёров, собралось 30 тысяч человек. Маленький европейский отряд был окружён со всех сторон. На обоих берегах Пей-хо видны были несколько ниже по течению грозные форты: два на правом берегу и один — на левом. Форты казались неприступными твердынями. Со стен их глядели жерла шестидюймовых пушек. Обойти эти укрепления нечего было и думать. Пришлось бы бросить раненых, число которых достигало уже двухсот. Даже англичане не осмелились сделать этого. Миновать форты вниз по течению значило бы идти на верную смерть: перекрёстный огонь моментально уничтожил бы всякое судно, да у европейцев их и не было... На четырёх барках даже раненые помещались с великим трудом. Положение было безвыходное; приуныли даже русские молодцы...

Видно, смерть пришла, ребята! — говорили солдаты, с тоской поглядывая на ничтожное количество оставшихся в сумках патронов.

— Эх, помирать-то что! А вот чистых рубах с собой не захватили. Это — беда... Как в грязном умрёшь?..

— Последний заряд для себя береги! — наставляли молодых солдат старослужащие. Живыми, братцы, в руки не давайтесь — замучают!..

— Да ладно, не дадимся!.. Убьют, так убьют. На всё Божья воля...

Среди европейцев шёл разговор о том, что все правила военного искусства предписывают отрядам, попавшим в подобное положение, сдаваться на милость победителя... И сдались бы эти горе-вояки, если бы против них были не китайцы! Тут о «милости победителя» мечтать не приходилось: пленников ждали страшные муки — это было всем известно...

Китайские генералы ясно видели, что европейцам от них не уйти. Живое кольцо сдавливало союзный отряд всё более и более. Китайские батареи и форты начали огонь шрапнелью по жалкой горсточке измученных людей. Но китайские артиллеристы были не из важных. Снаряды редко разрывались в рядах союзников. Одни из них не долетали, другие перелетали. Тогда китайцы сами пошли в атаку. Упорство их было беспримерное. Пять раз кидались они на союзников, но те успевали отбивать нападения. Тем не менее, конец был близок: люди изнемогали...

Подошла ночь. Непроглядный мрак окутал землю, укрыв и союзников, и китайцев. Последние были так уверены, что врагам уйти некуда, что прекратили свои атаки.

У Сеймура происходил военный совет. Говорили о том, как спастись. Многие видели перед собой одно только — смерть.

Наконец принято было решение, решение отчаянное... Умирать так или иначе всё равно приходилось, но перед смертью решили сделать ещё одну попытку, отчаянную, казавшуюся большинству просто невозможной: взять штурмом форты на берегах Пей-хо... Это было уже отчаяние обречённых на смерть.

Обсуждение этого вопроса вызвало споры. Форты представлялись неприступными.

— А всё-таки их нужно взять! — высказал своё мнение один из русских.

— Это невозможно!

— Если нужно, всё возможно. Форты необходимо взять, и мы их возьмём!

Твёрдость, с которой высказано было это, повлияла на окончательное решение.

Смелость города берёт!

В два часа ночи очень тихо союзный отряд двинулся вперёд. Китайцы никак не могли ожидать этого движения и прозевали противников. Незаметно подошли европейцы к фортам. Две роты русских моряков были рассыпаны в цепь. Начался штурм, и к пяти часам утра оба ближайших форта были взяты, а гарнизоны их перебиты[38].

Прежде чем китайские генералы опомнились, европейцы засели в фортах, и теперь их уже нужно было выбивать отсюда.

Положение, впрочем, изменилось мало. Только роковая минута была отсрочена. Гибель же всё-таки казалась так или иначе неизбежной. Ведь союзный отряд был окружён более чем 40 тысячами китайцев...

атов почувствовал, что у него на душе стало легче, когда он очутился на вокзале железной дороги в Тянь-Цзине, куда прибыл 30-го мая восточносибирский стрелковый полк с сапёрами, казаками и полевыми орудиями.

Морское ли путешествие, постоянное ли пребывание на людях или же ожидание близкой опасности благотворно повлияли на него — этого он не знал. Только тревога его не была так ощутительна, как в тот день, когда он получил роковую телеграмму. Мысли о Лене не выходили у него из головы, но он относился к случившемуся уже с большим спокойствием.

Кругом товарищи только и говорили, что о предстоящей кампании. Никто не думал об опасностях, все мечтали только о славе. Морской переход, а затем путь от крепости Таку до Тянь-Цзиня прошёл незаметно. Ничто не напоминало до этого города о начале войны. В Таку их беспрепятственно допустили сойти на берег и сесть в вагоны на железнодорожной станции Тонг-Ку; поезд шёл с обычной скоростью. Но едва только отряд полковника Анисимова очутился на вокзале железной дороги в Тянь-Цзине, картина резко изменилась.