— И глупо выглядишь, — сказала Долл.

Триумф посмотрел на нее явно уязвленный, но увидел, что она улыбается, причем так, что этой храброй улыбкой, с боем пробившейся сквозь усталость, можно было только восхищаться.

— Я надеюсь, что Дрю раздобудет хоть какую-нибудь информацию. — Руперт порылся в утомленном мозгу, желая себя хоть немного подбодрить. — Проблема в том, что хотя ему я доверяю, но понятия не имею, насколько могу полагаться на службу разведки как таковую.

— Кардинал, ЦРУ…

— Если бы я действительно представлял для них ценность, то меня не запихали бы в эту пантомиму. Было бы гораздо безопаснее отправить меня под домашний арест куда-нибудь в тихую сельскую местность. Нет, вот это… — (под «этим» он явно имел в виду обесцвеченную стрижку), — вот это сразу говорит о том, что я всего лишь козел отпущения. Прямо скажем, не самая надежная маскировка. Держа меня в центре событий, Вулли хочет выманить заговорщиков. И коли в процессе всего мне под ребра засадят нож, то это будет большое несчастье, если перед смертью я не успею указать на изменника или хотя бы написать его имя кровью на мостовой какой-нибудь улицы, где помру.

— А пессимизм тоже часть твоего прикрытия? — спросила Долл.

— Нет, — буркнул Триумф.

— Тогда что произошло с отважным покорителем морей, храбрым морским волком, о котором говорил весь Лондон, с фаворитом королевы, который посмеялся бы в лицо самому дьяволу, залепил ему пощечину и оставил платить по счетам?

— Он ушел на покой с серьезными травмами, — кисло ответил Руперт.

— А что случилось с мужчиной, который любил напевать во тьме эту дурацкую песенку о Гвинейском береге? — спросила Долл более спокойно.

Несмотря на все обстоятельства, Триумф улыбнулся и медленно склонился к ней.

— О, ты знаешь… Он не так далеко, — хрипло прошептал он.

Их губы замерли в дюйме друг от друга. Абордажные партии феромонов приготовились бросать швартовочные концы.

— Ты его встретил? — раздался поблизости сонный голос.

Триумф и Долл отпрянули друг от друга и посмотрели вокруг.

Ваш покорный слуга, я, Уилм Бивер, стоял с другой стороны жаровни, зевая и пытаясь оправить брыжи. Судя по всему, выглядел я так, словно меня неделю или две использовала в качестве матраса целая цирковая труппа.

— Excusez-moi?[38]— спросил Луи Седарн.

Я попытался подавить очередной зевок.

— Мужчина. Ты его встретил? Он барабанил в дверь служебного входа. Разбудил меня, собака. Тебя искал, — сказал я.

Синяки после сна выступили еще больше, и сейчас лицом я, скорее всего, напоминал мандрила.

— Что за мужчина? — спросил Седарн, вставая на ноги.

— Мужчина. Ну, человек.

Я еще толком не проснулся, потому закашлялся и зевнул еще раз.

— Что за мужчина? — спросил лютнист более настойчиво, чем прежде.

— У двери стоял! — огрызнулся я.

Нет, честно, а что еще было объяснять? Мужчина. Дверь. Первый стучит в последнюю.

— Ты его впустил? — спросила Долл.

— Разумеется.

— И где он сейчас?

Я наконец очнулся и взглянул на француза настолько решительно, насколько позволяли мои травмированные щеки:

— Я не знаю. Предполагаю, что он тебя ищет.

Седарн быстро осмотрел пустое и безмолвное помещение театра. Двигались только голуби на стропилах и облака мчались друг за другом в сиреневом небе.

— Как он выглядел? Маленький… толстый… итальянец?

— Нет, — уверенно ответил я, глядя в жаровню и грея руки. — Большой и мощный сукин сын. Похож на кирпичный… э-э-э… сортир.

— Парень, который избил тебя вчера? — предположил Седарн.

— О нет. Больше того. Реально больше. У него шрам на лице.

— Шрам на лице, — эхом отозвался француз.

— Ну, по правде сказать, у него вместо лица шрам. Просто отвратительная рожа. Мерзость! — воскликнул я, содрогнувшись от воспоминаний. А затем понимание медленно озарило мой одурманенный разум. — Я хочу сказать… На самом деле он просто ужасен. И груб. Я… я полагаю, не стоило мне его впускать.

— Оставайтесь здесь! — приказал Седарн.

— Что происходит? Ты знаешь того, о ком он говорит? — спросила Долл. Она явно забеспокоилась.

— Надеюсь, нет. Оставайся здесь. — Он повернулся ко мне, Уилму Биверу. — Оставайся с ней.

— Без проблем, — кивнул я и тут же занял место Триумфа у жаровни, наконец по-настоящему грея руки.

— Будь осторожен, Руперт, — сказала актриса, провожая взглядом лютниста.

— Осторожность — мое второе имя, — храбро отозвался тот, правда, фраза эта прозвучала не слишком прочувствованно.

Он исчез в левой кулисе.

— Так ты актриса? — блестяще проявил себя я, повернувшись к Долл.

— Не сейчас! — прошипела та.

За сценой было темно и неприветливо, все пропитал едкий запах свечного сала. Триумф двигался вперед, нащупывая путь вдоль задников, перешагивая через бухты тросов, по мере того как глаза привыкали к мраку. Сердце, казалось, билось где-то в горле. Он вынул кинжальный пистолет, выданный стариком Кью.

В Лондоне шрамов хоть отбавляй. На некоторых улицах можно попасть в весьма затруднительное положение, коли задашься целью отыскать человека без оных. Триумф доподлинно знал, что в милиции шрамы не классифицируются как «особые приметы».

Тем не менее от описания Бивера в разуме Руперта зазвенели очень неприятные звоночки. Он мог вспомнить шесть или даже больше головорезов, у которых вместо лица зияла одна сплошная зажившая рана, и около дюжины громил больше, чем, несомненно, впечатляющий размерами Иствудхо. И только один человек подходил под оба критерия: О'Бау.

Триумф столкнулся с ним лицом к шраму только однажды, а за работой в тавернах видел раза четыре. Личная встреча произошла восемь лет назад, когда Руперта вызвали свидетелем по делу мичмана Пайкера, убитого в кабацкой драке в Дептфорде. Тот служил на «Безупречном», и обвинение пыталось доказать, что мичман находился в здравом уме, а потому не мог «броситься в камин и чрезмерно избить себя кочергой», как настаивала защита. Безжалостные синие глаза, смотревшие с изувеченного мясистого лица человека на скамье подсудимых, одновременно напугали и разозлили Триумфа, а потому он приложил все усилия, дабы почтить на суде память Пайкера — умного и решительного юноши без всяких признаков помешательства.

И все-таки, эти синие глаза… узловатая, безобразная кожа…

Дело в конечном итоге закрыли за недостатком… как там сформулировали? Недостатком свидетелей.