– А что за мелодия у этой песни? Напеть можешь? – подключился к обсуждению Бенни.

– Пропеть не пропою, но насвистеть могу запросто, – и я им тут же просвистел куплет с припевом. Мелодия всем понравилась и – что важнее всего! – она была запоминающейся.

Тут я обязан отступить от последовательного повествования для того, чтобы подчеркнуть важность момента. На моих глазах впервые был нарушен выработанный метод сочинительства песен. И при моем непосредственном участии. Их творческий метод известен: они часами наигрывают различные музыкальные фрагменты – Бенни на фортепьяно, Бьорн – на гитаре, пока им не удается поймать ускользающую мелодию, заслуживавшую того, чтобы развить ее. При этом они напевают бессмысленные сочетания слов, пытаясь увязать их с подходящей мелодией. В большинстве случаев в таком виде песня поступает в студию, а окончательный текст сочиняется Стигом уже после того, как определили стиль песни, разработали аранжировку и записали инструментальный аккомпанемент, так называемую «болванку».

– Ну что ж, – уверенно сказал Стиг, внимательно выслушав мою прочувствованную речь, – когда есть идея и название, сочинение текста не представляет особого труда и не отнимет много времени, тем более, если есть опыт написания текста на английском, а он у меня, к счастью, имеется.

И он, довольно хмыкнув, достал ручку и компактный блокнот в твердом черном переплете, что-то типа популярного молескина, который, похоже, таскал с собой повсюду – для поэта, ищущего подходящую рифму на протяжении всего дня, это как глоток живительного воздуха. Я, между прочим, и тут ему помог, уж не осуждайте меня за нескромность, тем более, что помог их же будущим сочинениям! Чтобы он быстрее поймал нужный поэтический ритм песни, подсказал ему пару строчек из зачина, да ему и подсказывать ничего не надо было – он уже так быстро строчил в блокноте, будто стрелял из пулемета очередью, не прекращающейся ни на секунду.

Тем временем Бенни с Бьорном, не имея под рукой музыкальных инструментов, стали доводить мелодию до ума, просто играя… на губах – почти так же, как герои незабвенной советской комедии «Веселые ребята».

А я… я наслаждался моментом и продолжал потягивать первоклассное шампанское, Стиг не забывал время от времени мне его подливать, хоть и занимался сочинительством, – очень он обходительный дядька оказался! Что ни говори, а эксперимент получился любопытный и стремительный: уже подъезжая к месту нашей высадки, Стиг огласил текст, и, по-моему, он слово в слово соответствовал оригиналу, ну, тому самому, который появится только в следующем году. Как такое случилось – уму непостижимо! – но чудеса, как видите, еще бывают.

Агнета и Анни-Фрид даже успели пропеть песню а капелла с листа, конечно, текст-то они впервые увидели, когда лимузин парковался у концертного зала. Первоначальным результатом все участники остались довольны. Отличная вещь получилась! Но, конечно же, об исполнении сырого материала этим же вечером не могло быть и речи.

На интервью времени не оставалось, но я не огорчился, хоть и обожал экспромты, по большому счету к серьезному разговору не был готов, да и где это «винтажное» интервью публиковать? Только, пожалуй, в каком-нибудь футуристическом альманахе для любителей фантастической литературы. Договорились встретиться после концерта и обстоятельно побеседовать обо всем, включая их выступление; набравшись свежих впечатлений, будет, о чем предметно поговорить. Да, забыл упомянуть про очень важное – я ведь успел им дарственную начирикать на мои озвученные «идейки», естественно, не рассчитывая на дивиденды – а как иначе? – разве я мог претендовать на то, что им и так по праву принадлежит. Вы-то понимаете? Стиг, разумеется, остался доволен моим «благородством».

На том и расстались: bis später! Я с билетом в зубах отправился в «Дзинтари», что в переводе с латышского означает «янтари», отыскивать свое место, а участники ABBA припустили в гримерную палатку надевать концертные костюмы – они ж не рок-группа в традиционном смысле слова, когда музыканты в чем по жизни ходят, в том и появляются на сцене.

«Дзинтари» произвел на меня приятное впечатление: зал не очень большой, но и не маленький, мест, наверное, на шестьсот-восемьсот, точно не скажу, в открытых залах со столь романтичной атмосферой я, признаться, вообще еще ни разу до тех пор не бывал. Деревья располагались по периметру зала, очерчивая его пространство, и листва, подсвеченная приборами, переливалась разными цветами, причудливо и празднично.

Концерт начался точно по расписанию и ожидаемо с главной на тот момент песней – я, конечно же, имею в виду «Ватерлоо» – ой, что это я говорю? вот что значит условный рефлекс! – не «Ватерлоо», а «Лейпциг», спетой по-немецки, на самом-то деле – «Ватерлоо», мелодия и ритм один в один. Выбор, безусловно, правильный – чего там рассусоливать, надо сразу брать быка за рога, в смысле – публику. Смотрелась четверка на сцене очень эффектно: одетые в яркие блестящие костюмы, обильно декорированные эполетами, золотыми цепочками и прочими аксессуарами военного мундира. Однако внимание публики вне всяких сомнений было сконцентрировано на двух изящных вокалистках, выигрышно отличавшихся друг от друга разным типажом и цветом волос. В целом группа состояла из шести человек: Бенни восседал за концертным роялем – справа на сцене, Бьорн с гитарой в форме звезды, сверкающей как бриллиант, стоял слева, в центре – две поющие прелестные дивы, высокий басист с усами как у Франца Фердинанда и совсем молоденький барабанщик, одетый в черное. Группе аккомпанировал эстрадно-симфонический оркестр, что, безусловно, придавало мощи их замечательной музыке, а командовал действом этакий «Наполеон» с дирижерской палочкой, облаченный в треуголку, военный мундир, белые рейтузы и сапоги с отворотами. Программа состояла из лучших песен с первых двух студийных альбомов, спетых, как вы понимаете, на немецком, но, безусловно для меня знакомых – все их я слышал уже в раннем детстве и не по одному разу. Зал, неистовствовавший от восторга, трещал по швам от переполнявшей его публики.

Концерт оказался непродолжительным – меньше часа, но и его мне пришлось дослушивать в открытом ресторанчике, расположенном как раз напротив зала «Дзинтари». Как я там оказался? Обыкновенно: есть захотелось так, что не было мочи терпеть. Едва сел на место, сразу же раздался трубный зов из пустого желудка, распугавший соседей – едва ли не громче звуков, доносившихся со сцены, а уже после второй песни желудок вовсе встал на дыбы, там внутри такая утробная пальба началась, что я бросился из зала наутек – стыд-то какой! – еле-еле дождался паузы между песнями. Неудивительно, ведь с прошлого вечера не держал во рту и маковой росинки.

Из ресторанчика все было прекрасно слышно, почти как в зале, только, правда, ни черта не видно. Заказал себе тривиальный шницель по-венски с печеным картофелем и на десерт мороженое. Шоу, как я и предполагал, завершилось повторением триумфального «Лейпцига». Слышал, как публика, неистово хлопая, вызывала группу «на бис», и ABBA уже в третий раз за этот вечер исполнила песню, обеспечившую им победу на конкурсе.

После еды я ощутил смертельную усталость, на меня вдруг налетела такая сонная пелена, что едва не заснул прямо за столом. Видимо, от избытка впечатлений и переутомления, вдобавок от непривычного возлияния накануне мое настроение тогда менялось мгновенно, я не мог его контролировать, оставалось только подчиняться. Пропал и былой кураж, не могло быть речи, чтобы продолжать общение с ABBA. Исчезли и силы, и желание… Впрочем, все, что я хотел им сказать, уже было сказано, благое дело совершено, добавить более нечего, ну, а мне… мне, видать, пора сматывать удочки и поскорее укладываться на боковую. Как тут не вспомнить, что «бытие определяет сознание»? Решив пропасть с их горизонта так же, как появился – таинственно и неожиданно, я с чистой совестью исчез по-английски, не попрощавшись.