– Ну и ну, – тянула Марина, – какие здесь страсти… Прямо сериал.

Аида исчезла вместе со своим ребёночком. А тётушки с сестрицами навалились на меня с уговорами:

– Поешь, поешь…

Как будто бы от их чудушек мне станет легче. Я отказалась есть и легла ничком на кровать. Слёзы не выходили, как я ни билась их выдавить. Кололись искусственные ресницы. Захотелось сорвать с себя всё лишнее, мешающее побежать на поиски Марата.

Меж тем шум в передней усилился. Слышались мужские голоса. Потом сквозь них прорвалось заунывное рыдание, и ко мне в комнату вбежала нарядная, в сверкающих украшениях мама Марата Хадижа. Видно было, что она плакала, потому что синие стрелочки на её веках размазались в неясные кляксы.

– Мой мальчик, мой мальчик! Они его похитили! – восклицала моя свекровь.

Я вскочила с кровати, она подбежала, прижала меня к груди, и только тогда у меня хлынули долгожданные слёзы.

– Ах ты моя куропатка! – нашёптывала Хадижа, поглаживая мои кружевные лопатки. – Да смилуются над нами небеса…

Женщины, глядевшие на нас из-за углов, растрогались и тоже стали похныкивать.

– Кто, кто его похитил, Хадижа? Скажи! – как будто не слыша саму себя, твердила мама.

Мама Марата наконец услышала вопрос, отпустила меня, зарёванную, из объятий и стала метаться по комнате:

– Как кто? Как кто! Полицейские! И лично полковник Газиев. Не зря он с нами по соседству примостился. Занял дом Адика. Прибрал к ручищам. А теперь и за моего сына принялся. Да какой из Марата экстремист, объясните?

– А на каком основании? – вырвалось у меня.

– По доносу! По доносу какой-то сволочи. Им лишь бы за нашивки на погоны выслужиться. Поймали мальчика, и молчок. Куда, зачем? Асельдер уже в городе, выясняет. Вот увидите, я этого так не оставлю. Пойду и вымажу ворота этому полковнику какой-нибудь гадостью. Похитили мальчика в день собственной свадьбы! На ровном месте!

– А обыск у вас был? – спросил кто-то.

Хадижу аж передёрнуло:

– Обыск? Пусть только попробуют! Они же Марату подкинут чего-нибудь обязательно. И книги, и наркотики, и оружие. У них фантазии хватит.

– Надо Халилбека подключить, – как будто сама про себя заметила мама.

– Халилбека? – нахмурилась Хадижа. – Ни за что! Он и сам только-только из тюрьмы. Не хочу, чтобы мой сын хоть боком имел с этим типом дело!

Свекровь выдохлась, присела на кровать. Одна из сестриц принесла ей холодной воды в хрустальном бокале. Опрокинув содержимое в рот, та оглядела меня и приказала умыться:

– Тушь потекла, рожа чёрная. Когда вытащим Марата из шестого отдела, увидит тебя – не узнает. Скажет: «Мама, не моя это невеста, не Патя».

Я улыбнулась сквозь слёзы и пошла к трюмо стирать нарисованное лицо.

– Такую красоту испортила, – тихо проныла одна из девочек, но я стирала дальше и дальше, пока не узнала саму себя – осунувшуюся, с красными глазами, страдальческим взглядом.

Отколола шиньон, развязала банты, тряхнула короткой своей стрижкой.

– Подожди, Патя, подожди, – испуганно повторяла Марина, с ужасом глядя на разрушающийся на глазах кукольный образ. Невидимки посыпались на ковёр, ожерелье со стуком полетело на столик.

– Хочу в туалет, – промычала я, снова двинувшись к выходу.

– Нет, не выходи! – закричали все хором и снова преградили мне путь.

– Так, девочки, принесите невесте горшок! – на весь дом закричала Хадижа. Кто-то из девочек побежал за горшком и притащил его из гаража – эмалированный, с трогательным цветочком на проржавевшем боку.

– Только выйдите, пожалуйста, я при всех не могу, – попросила я тихо.

Женщины начали нехотя переминаться и двинулись вон из комнаты. Люся задержалась, предложила:

– Я подержу тебе платье.

– Не надо! – отшила я резко. – Я сама!

Оставшись одна, я закрыла дверь на щеколду, повертела в руках горшок. И тут меня осенило. Я стянула свадебное платье, с невероятным трудом, расцарапав себе от спешки кожу предплечья. Сунула его в платяной шкаф, надела сложенный там же на полке бабушкин балахон, замоталась длинным шифоновым шарфом, напялила валявшиеся в углу резиновые сланцы-тапочки, сунула в карманы телефон и деньги, залезла на подоконник и спрыгнула в огород. Оттуда, сгибаясь, добежала до забора, перелезла через рабицу и помчалась закоулками к железнодорожной станции. Захотелось втиснуться в поезд и убраться из посёлка восвояси. Знала, что моё исчезновение только ещё больше смешает карты, но оставаться в комнате не хватало сил. Я задыхалась от бездействия.

Поднявшийся ветер срывал с меня шарф. Пришлось на бегу завязать его уродливыми узлами на шее. Мимо чужих ворот, гаражей, недостроенных башен юркнуть неузнанной на платформу, сесть в нагретый солнцем вагон…

Я добежала до «железки» выдохшаяся, с покалыванием в боку. В этот час обычно прибывал состав до города. А с городского вокзала можно пешком прямо к морю. Добегу до моря и ринусь в него прямо в одежде, задирая карманы, чтобы не промочить кошелёк и «трубку». А ещё лучше нырнуть и поплыть, бросив всё на песке. Станет легче, обязательно станет легче.

На крылечке кафе «У Заремы» грызла подсолнуховые семечки одна из хозяйкиных невесток. Проводила меня взглядом до поворота, но, кажется, не узнала. Зазвонил мобильник. Кто-то из домашних закричал из трубки:

– Ты где? Ты где?

– Оставьте меня пока. Я в порядке, – отчеканила я в ответ и выключила телефон. Состав действительно приближался. Я успела тютелька в тютельку. Залезла в воняющий раскалённым металлом тамбур, забилась в угол, подождала, прикрывшись шарфом, пока спустится из вагона низенькая старушка и со скрипом захлопнется дверь. Наконец поезд дёрнулся и посёлок начал уплывать в сторону. А море становилось ближе и ближе, ближе и ближе.

* * *

В «Таверне» на берегу галдели завсегдатаи. Халилбек подлил Марату десертного, капнул неловко на свою защитного цвета футболку и указал на исчезающее за морским горизонтом светило:

– Что это значит, ученик?

– Что день закончился?

– В частности. А если точнее?

– Наверное, то, что всё заключено в точке, – лениво пролепетал Марат.

– Верно, верно… – закивал Халилбек, обрадованный догадливостью собутыльника.

Солнце и вправду превратилось в оранжевую точку, утекая в обратный, перевёрнутый мир на другой стороне Земли. Бывший узник потянулся за новой бутылкой, заслонил головой светило, и пьяные глаза Марата замигали, вдруг различив вместо дикого берега и бегущих к нему морских барашков – тесные стены тёмной комнатки и силуэт следователя, загородившего собою лампу. До этого лампа слепила электрическим светом, и теперь стало легче.

– В бункере Адика «лесные» давно укрывались?