– А им его молитвы не нужны были. Главное, чтобы служил им. Прятал бы их, помогал бы. Они в посёлке большое дело готовили. И Адика собирались вмешать. Как пушечное мясо. И погибло бы из-за Адика очень много народу. Так что Халилбек вовремя его убрал с дороги.

– А полиция об этом знает? Знает, что Адик «лесным» помогал? – вцепился Марат в незнакомца.

– Конечно, знает, – пожал тот плечами лениво. – И твой отец уже им взятку дал, чтобы молчали и репутацию вашей семье не портили. А жена Адика, думаешь, почему на кутан убежала? Потому что тоже была в это дело впутана. И дом Адика, и машина достались полиции считай что бесплатно.

– Полковнику Газиеву.

– Да, полковнику. Он так и сказал твоему отцу Асельдеру: «Хотите, чтобы дело было шито-крыто, держитесь подальше, а дом преступника я забираю себе».

– Значит, Адик – преступник. И отец всё это знает и молчит.

– Вот-вот. И Халилбеку только спасибо говорит. Если бы Адик не погиб и план «лесных» удался, ваша семья была бы запятнана как семья террориста. Все же в курсе, что Адик – сын твоего отца. И давно были в курсе. Только до тебя позже всех доходит.

Марат какое-то время молчал, вглядываясь в тихую сторожку на обочине улицы, в дрожащий от слепящего закатного света горизонт. Потом повернулся к пьянице и произнёс:

– А вы откуда всё это знаете?

Пьяница засмеялся, суетливо нагнулся за бутылью, плеснул в стаканчик тёмно-розовой жидкости и прохрипел:

– Потому что я пью вино, а в вине – истина. Ну, за что чокнемся?

– За мою свадьбу! – предложил Марат, возвращаясь к жизни.

– Вах, у тебя свадьба? Скоро?

– Тринадцатого августа.

Они чокнулись и пригубили.

– Вы знаете, – разоткровенничался Марат. – Я ещё до того, как нашёл невесту, уже знал, что свадьба будет тринадцатого. Если будет.

– А теперь?

– Теперь точно знаю, что будет. Женюсь по любви. Сам познакомился. Здесь, в посёлке. Всего раза три её видел или четыре, а кажется, что знаю давно.

Пьяница осушил стакан, бросил его в сумку, встал с трубы, потянулся со свистом, почесал редкие русые седоватые волосы. Потревоженные им кузнечики прыснули в разные стороны, быстро разгибая в прыжке сильные ноги.

– Ничего ты точно не знаешь, – вдруг произнёс он трезвым голосом.

– В смысле? – глянул на незнакомца Марат.

– Свадьбы может и не быть. Зависит от предопределения.

В Маратовой памяти что-то зашуршало, и внезапно всплыл Русик-гвоздь, плацкартный вагон, идущий сквозь пустоши, звенящие железные подстаканники. Тогда разговор тоже касался предопределения. Марат уже не помнил, в связи с чем.

– Постигшее тебя не должно было миновать тебя, а то, что миновало тебя, не должно было постигнуть, – прогудел незнакомец, снова почёсываясь и поднимая сумку.

– А свобода воли человека? – спросил Марат.

– Свобода воли и выбора сохраняется.

– Так как же эта свобода сочетается с предопределением? – ухмыльнулся Марат, допивая вино и пряча опустевший стакан в пьяницыну сумку.

– Углубляться в вопрос предопределения запретно. Воздерживайся от разговоров об этом, – нахмурился пьяница.

– А, ну конечно. То, что не можем объяснить, мы замалчиваем, – хохотнул Марат, вставая с трубы и протягивая руку незнакомцу: – Давай, отец. Счастливо тебе.

– И тебе, – буркнул пьяница, как-то внезапно потускнев и сгорбившись.

Марат оставил его у трубы, повернулся спиной и к тюрьме, и к полю, и к незнакомцу, и направился домой. Вино продолжало бродить в желудке, испаряясь радостным облаком в лёгкие, наполняя сосуды жизнью. В одном из переулков Марат заметил проезжающую машину Шаха, махнул ей, но та не остановилась, промчалась мимо. Наверное, Шах его не увидел.

По дороге вспоминал все свадьбы, на которых бывал. Сотни приглашённых, оглушительные песни, подкидывание женихов ввысь, под самый потолок. На одной дружки жениха и вовсе подняли на плечи целый стол, а на столе – танцует жених. Смотреть страшно. Жених выплясывает наверху, крутит кулаками, перебирает ногами, а внизу выбрасывают носочки лаковых туфель друзья, держа стол за деревянные ножки. Никто не упал, не ушибся.

Или ещё. Карабкаются молодцы на платформу, где стол жениха и невесты, и делают сальто-мортале назад. А бывает, что из одного конца зала в другой – один кувырок, второй, третий, четвёртый.

А когда выходит в круг невеста – уж тогда каждый танцор пытается показать высший класс. Самое дерзкое – быстро сомкнуть руки за её спиной, не коснувшись талии. Русик-гвоздь в подобных танцах никогда не участвовал. Сидел, насупившись, в углу и быстро исчезал. Наверное, и на Маратовой свадьбе тоже бы так отсиделся.

Он уже представлял, как едет, гудя, по поселковым улицам к Патиному дому, а за ним чередой – автомобили его родни. Как дети преграждают дорогу верёвочкой, не пускают кортеж к невесте и требуют сладостей. Как из его машины выходит мужчина с подносом и кидает детям шоколадки, будто хлеб голубям.

И путь открывается. И Марат следует по пути. Главное – он понял это после разговора с пьяницей – именно следовать по пути. А дальше – как сложится. Провернув эту мысль в голове, Марат почувствовал себя ещё счастливее. И кружившие в вышине над посёлком птицы поняли это и замахали над ним тряпичными крыльями.

Я встала на рассвете со звенящей головой. Дома уже не спали, хлопали дверями, готовили чак-чак, устанавливали во дворе праздничные столы. На полу моей комнаты, на матрасах одевались, ёжась от утренней свежести, приехавшие на свадьбу гостьи.

С Маратом после его поездки в Москву удалось увидеться мельком. Он заметил тревожно, что я похудела, осунулась. Утешал, что скоро точка всем волнениям, приготовлениям, хлопотам, ожиданиям, что скоро наступит тринадцатое и мы оторвёмся от всей этой суеты, скроемся туда, куда никто не сунется с досужим советом. И вот тринадцатое наступило. Остался лишь день испытаний, и конец, конец, желанное освобождение.

Предсвадебные дни тянулись томительно. Папа с мамой вначале взбрыкнули и никак не уступали стороне Марата. Им казалось, что скоропалительное, с бухты-барахты замужество бросает на меня тень. Хорошая девушка не скажет «да», пока не износится обувь сватов. Просили отсрочить. Упрямые споры не утихали. Сватовство в результате вышло скомканным, нервным, да к тому же и в отсутствие Марата. Помню, как его мама, Хадижа, долго застёгивала золотой браслет на моём истончавшем запястье. Застёжка никак не поддавалась. Потом Хадижа жаловалась своим товаркам, что невеста сыночка стояла как истукан и даже не удосужилась ей помочь. Но я просто думала, что не положено, что накидываться на подарок – слишком нагло.

В конце концов наш с Маратом поход в кафе «У Заремы» стал настоящим спасением. Слишком быстро разлетелась по посёлочным серым улицам эта шокирующая новость. Шататься по окраинам наедине с парнем! Уминать с ним пахлаву среди бывших уголовников! После такого Марат был просто обязан на мне жениться, да поскорей, чтобы замять историю.