юбкой, я бы встала перед зеркалом и любовалась бы на себя до потери пульса. Что уж говорить о тех, ради кого Ифиса и украшалась подобным образом. Заметив мой восторг, она одёрнула подол и строго произнесла, — Тебе в столь чистом и цветущем возрасте пользоваться подобными вещичками для усиления соблазна не годится. Молодость сама по себе прекрасна. Чем проще одежда, тем милее девушка, а уж если ни красоты, ни сияния души нет, никакое тряпьё и прочие побрякушки ничего тут не исправят.

— Ну, конечно! — возразила я. — Вон у Эли была скромная одежда, её и не замечал никто, кроме потёртых распутников. А как приоделась, так парни сразу же её заценили.

— Ну, так ты уйдёшь или останешься? — спросила она.

— Останусь, сказано же тебе!

— Лучше бы тебе уйти, если ты хочешь для себя счастливой доли, а не той безысходной кутерьмы, в чём обречены барахтаться такие как я и Гелия. По видимости блеск и праздник, но по сути-то… Веришь, редкое утро я просыпаюсь без сожаления, что я всё ещё живу. Ибо моя жизнь есть хроническое страдание, от которого я устала смертельно…

— Озвучка одной из прежних твоих ролей? Никогда не видела, чтобы мученицы были столь одержимы нарядами и бесконечными посещениями домов яств. Им порой и причесаться-то невмоготу…

— Уж если я так вырядилась, не пропадать же моему богатству без пользы, — сказала Ифиса и встала. — Пойду в гости к тому, кто и оценит меня по достоинству.

— Кто? — спросила я, радуясь, что она уходит.

— Ты бестактна, моя девочка. Кто бы ни был, мою печаль он не утолит. И пусть минует тебя даже часть того ужаса, в каком посчастливилось не утонуть с головой мне, красивой, одарённой глубокой душой и талантами женщине, равной которой не было на этом континенте никого, пока не возникла Гелия из своих загадочных горных пещер. Мужчин много одарённых, а женщин — увы, почти и нет.

Оставшись одна, я принялась тщательно драить окно в спальне Гелии, чтобы снять этим внутреннее напряжение. Вся мокрая после уборки, я залезла в вожделенную ракушку, окружённую потрясающей имитацией зелёных волн, хотя это были только стены, но от их красоты, от ласкающего тепла воды, для которой я не пожалела дорогой пены, неизвестно откуда добываемой Гелией, я и сама чувствовала себя одной из миражных рыбок. Из крошечного флакончика достаточно было вылить в ладонь несколько капель, и вода обретала вид душистого облака. Войдя в телесный экстаз, я ощутила головокружение счастья. Усталость растворялась в пенном облаке вместе со временем. Я, кажется, и уснула там, но очнулась, едва не захлебнувшись. Видимо, Гелия имела основания запрещать мне пользоваться этим волшебством, и не жадность была тому причиной, а коварное расслабляющее воздействие субстрата из флакона.

Вытирая мокрые волосы, я застыла перед зеркальной стеной в холле. Если с Ифисой я и могла бы поспорить за первенство, хотя бы в силу собственной юности, то до красоты Гелии мне было далековато. Какое-то глупое лицо, невысокая фигура, да ещё и грудастая, в бабушку. Я обернулась, ничего не увидев и не услышав, но почувствовав, что в прихожей кто-то есть. Как он умел проникать в закрытые жилища, я не знала тогда. Было ощущение, что он возник из воздуха, прошёл сквозь дверь. Конечно, так не было. У него развили в той структуре на Земле, где его обучали, необычные способности, воспринимаемые моим полудетским сознанием как обычное волшебство. Само по себе волшебство не может быть обычным, но для тех фантастических дней, в диковинное измерение которых я вдруг оступилась, куда с испугом полетела и где, замирая от счастья, мягко приземлилась, так и было. Я будто и собственный вес, как и всю наличную физическую фактуру утратила. Со мною остались только ощущение полёта, головокружение и многократно расцвеченная неким «фактором икс» воздушная трепетная красота облика. Только что на меня из зеркала смотрело привычное, не особо-то и совершенное, не всегда радующее собственное отображение, и вот я вмиг стала другой. Тот, кто и был «фактором икс», обладал умением бесшумно приближаться, иногда делая это молниеносно. Посланный им флюид и одел меня в уникальное тончайшее убранство, вовсе не бывшее банальным текстилем или внешним макияжем, как у актрис. Я зажмурилась, не веря, что в дымчатой, серебристой глубине зеркала стою я. Может это Гелия как-то умудрилась забыть на амальгаме своё отражение? А оно с радостью вошло в моё существо, став чем-то вроде мерцающей подсветки изнутри.

Первое свидание без посторонних лиц

Он уже стоял рядом. Одетый в кожаную куртку, чешуйчатую и похожую на шкуру змеи, и в довольно узкие штаны, он и в самом деле походил на экзотического акробата, не успевшего переодеться после выступления. Ведь те часто поражают воображение толп своими экстравагантными одеяниями. Глядя всё также ярко и лучисто, он подошёл и спросил, что я думаю по поводу того, чтобы подружиться с ним.

— Я дам тебе сказочные возможности, — сказал мне сказочный акробат, мало сопрягающийся с будничной реальностью вокруг. — Хотя для тебя я и есть сказочная возможность.

Я согласилась с ним, но про себя, чуть нахмурившись в наигранном неприятии его самодовольства. Он ласково провёл рукой по моим влажным волосам.

— Возможность чего? — спросила я, гордая собою, поскольку могла видеть себя со стороны, благодаря зеркалу, и любоваться на театральную постановку собственного изобретения. Слегка и грациозно я изогнула шею, отчётливо видя, как жадно он смотрит на меня.

— Возможность моей любви.

— Сколько у тебя лиц? — спросила я. — Вначале ты возник как бродяга на пляже, потом как весёлый акробат в Саду Свиданий. А то вдруг как грубый невоспитанный господин, оказавшийся мужем Гелии. Если верить Гелии, ты можешь прикинуться чудаковатым странником, разыгрывая встречных девушек тем, что обещаешь прокатить их на какой-то волшебной колеснице по заоблачной дороге. А на самом деле ты какой?

— Такой. Не горбатый, не хромой, — ответил он примерно такой же шуткой, как моя бабушка. — И почему ты думаешь, что я кого-то там разыгрывал, а не катал их в действительности на летающей, как ты выразилась, колеснице?

— По заоблачной дороге?

— В небе нет никаких дорог, подобных тем, по каким катят колесницы ваших богачей.

— Хочешь сказать, что кого-то реально катал на такой вот небесной штуке?

— Раньше любил подурачиться, да порадовать маленьких местных дурочек, чтобы было им что вспомнить в последующей унылой жизни. А теперь я повзрослел и погрустнел.

Будь я такой же невеждой, как прежде, я сочла бы его признание за игру — подшучивание над