и обслюнявить его. Собственно говоря, не существует ничего, что не могло бы случиться с этой вещью, подвергаемой весьма примитивной форме любви: смеси нежной ласки и деструктивного нападения. Со временем добавляются другие объекты, все больше напоминающие животных или детей. Более того, с течением времени родители пытаются заставить ребенка сказать объекту «пока», что означает признание того факта, что кукла или плюшевый мишка родом из реального мира, а не рождены воображением младенца.

Если мы вернемся к первому переходному объекту, который, вполне возможно, может оказаться пеленкой, шерстяным шарфом или носовым платком матери, полагаю, нужно признать, что, с точки зрения младенца, неуместно просить нас сказать объекту «пока» и признать тот факт, что он родом из реального мира. Для него этот первый объект на самом деле был создан из его воображения. Это было начало сотворения мира младенцем, и, похоже, необходимо признать, что в случае с каждым младенцем мир должен создаваться заново. Мир в известном нам виде не имеет смысла для недавно появившегося на свет человека, если он не создан и не открыт.

Широкое разнообразие первых личных вещей и способов, используемых младенцами в периоды стресса и особенно во время отхода ко сну, нельзя переоценить.

Маленькая девочка использовала длинные волосы своей матери, чтобы гладить их и сосать большой палец. Когда ее собственные волосы стали достаточно длинными, она тянула их, вместо волос матери, к своему лицу и нюхала перед сном. Девочка поступала так регулярно, пока не стала достаточно взрослой, чтобы захотеть подстричься под мальчика. Она была довольна полученным результатом, пока не собралась лечь спать, и тогда, конечно, у нее началась истерика. К счастью, родители сохранили волосы и дали ей прядь. Она тут же поднесла ее к лицу, как обычно понюхала и уснула счастливой.

Маленького мальчика рано заинтересовало разноцветное шерстяное покрывало. Еще до достижения годовалого возраста ему было интересно сортировать по цветам шерстяные нитки, вытащенные им из покрывала. Его интерес к фактуре шерсти и цветам сохранился и никогда не оставлял его, поэтому, когда он вырос, то стал колористом на текстильной фабрике.

Ценность таких примеров может заключаться исключительно в том, что они иллюстрируют широкий спектр объектов чувственного восприятия и способов, используемых здоровыми младенцами в моменты стресса и разлуки. Почти все, кто имеет дело с детьми, могут привести свои интересные примеры. Иногда вместо переходных объектов мы находим способы, такие как издавание определенных звуков или более скрытые действия, например, наблюдение за огоньками или изучение взаимосвязи границ между двумя шторами, слегка колышущимися на ветру, или перекрывание двух предметов, положение которых по отношению друг к другу изменяется в соответствии с движениями головы ребенка. Иногда место видимой деятельности занимает размышление.

Чтобы подчеркнуть нормальность таких вещей, я хотел бы обратить внимание на то, как может повлиять на них разлука. Грубо говоря, при отсутствии матери или другого лица, от которого зависит младенец, немедленных изменений не происходит, поскольку у младенца есть внутренняя версия матери, остающаяся одушевленной в течение определенного периода времени. Если время отсутствия матери выходит за рамки определенного срока, ее внутренняя версия исчезает, одновременно становятся бессмысленными все переходные объекты, и младенец не может ими воспользоваться. Сейчас перед нами малыш, которого кормят грудью или из бутылочки и который, если оставить его одного, склонен переходить к возбуждающей деятельности с получением чувственного удовлетворения. Если отсутствие матери не было слишком долгим, по ее возвращении сначала создается ее новая внутренняя версия, на что требуется время. Успех восстановления доверия к ней проявляется, если ребенок вернулся к своей промежуточной деятельности. Но все гораздо более серьезно, если в дальнейшем он чувствует себя брошенным, неспособен играть, проявлять или принимать нежность. Вместе с тем возможно появление навязчивых сексуальных действий. Можно сказать, что воровство для малолетних правонарушителей является частью поиска переходного объекта, который был утерян в результате смерти или исчезновения внутренней версии матери.

Девочка всегда сосала грубую шерстяную ткань, обмотанную вокруг ее большого пальца. В возрасте трех лет ее «отучили» от сосания большого пальца, отняв этот лоскут. Впоследствии у нее появилась навязчивая привычка грызть ногти во время отхода ко сну. Избавиться от привычки девочке удалось лишь в одиннадцать лет, когда ей помогли вспомнить тот шерстяной лоскут, узор на нем и ее любовь к нему.

В норме происходит эволюция от переходного объекта чувственного восприятия и использования предметов до полной способности ребенка к игре. Очень легко заметить, что процесс игры имеет жизненно важное значение для всех детей, а способность к ней является признаком нормы в эмоциональном развитии. Я пытаюсь привлечь внимание к тому факту, что ранней версией игры является отношение ребенка к первому переходному объекту. Надеюсь, если родители поймут, что эти переходные объекты нормальны и на самом деле являются признаками здорового развития, им не будет стыдно за то, что во время путешествий со своим ребенком они возят с собой странные вещи. Они совершенно точно не проявят к ним неуважения и сделают все возможное, чтобы избежать их потери. Как и пустые бутылки, эти объекты просто исчезают. Иными словами, они становятся группой объектов чувственного восприятия, распространяющихся на все царство детской игры, культурной деятельности и интересов – той широкой области, являющейся промежуточной между жизнью во внешнем мире и фантазиями.

Очевидно, что отделение внешних явлений от фантазий – нелегкий труд. Это задача, с которой мы все надеемся справиться, чтобы оставаться в здравом уме. Тем не менее нам необходимо место для передышки от такой сортировки, и мы находим его в наших культурных интересах и деятельности. Маленькому ребенку мы выделяем более обширную территорию, чем можем позволить себе; в ней ведущую роль играет воображение, так что процесс игры, использующей мир и при этом сохраняющей все буйство фантазии, рассматривается как характеристика жизни детей. Для младенца, только начинающего выполнять эту ужасную задачу по достижению «здравомыслия взрослых», мы допускаем промежуточную жизнь, особенно в период между пробуждением и сном.

Будучи детским психиатром, вступая в контакт с детьми и видя, как они рисуют картинки и рассказывают о себе и своих фантазиях, я с удивлением обнаруживаю, что они с легкостью вспоминают эти самые первые предметы. Часто они удивляют своих родителей, вспоминая кусочки ткани и странные предметы, о которых взрослые давно забыли. Если объект все еще находится дома, то не кто иной, как ребенок знает, где в забвении полузабытых вещей все еще лежит эта вещь – возможно, в самом дальнем углу нижнего ящика комода или на верхней полке шкафа. Детей сильно огорчает не только потеря предмета, если