На что оно было похоже? Илья не мог разобраться в своих ощущениях. Его поразил необыкновенный, потрясающий вкус мягких клубней. Он, почти не разжевывая, проглотил первый корнеплод и оторопел: по языку разливался сладковато-терпкий вкус клубники, смягченный и разбавленный, или наоборот, дополненный пряной экзотикой. Вторую луковицу он поклевывал. Брал в рот маленькие кусочки, долго держал их на языке, и только когда оставалась тоненькая, высосанная пленочка, проглатывал. Съев второй плод, он заметил, что Сергей замер в позе спящего Будды. Челюсти едва заметно двигались. Руслан тоже отрешился.

Углов опомнился первым:

— Ты чего нам принес? — заорал, будто, его не деликатесом кормили, а коровьими лепешками.

— Лук.

— Какой, мать твою, лук! Что это такое?

— Не знаю. Лук.

Илья поразился. Парень походил на аборигена, который пытается донести до пришлых очевидные вещи, но не знает как.

— Ты в Алмазовке его пробовал?

Руслан чуть замешкался с ответом, но потом покорно кивнул. Илья уловил заминку, однако, дальше расспрашивать не стал. Не стал и Сергей. Но потребовал, чтобы Руслан отвел его на место, где нашел клубни. Тот махнул рукой в темноту:

— Видишь, вся насыпь изрыта? Там крысы жили. Они любят…  По дороге сюда я заметил стебли, вернулся и выкопал.

Понятно, что ничего не понятно. Илья видел: от Руслана они толку не добьются. Парень поднялся над ними во весь рост. На фоне темного, подсвеченного дальними огнями неба, проступал красивый, горбоносый профиль, крутой подбородок. Веки, как всегда, чуть прикрыты. Уснул стоя?

— Нашел — так нашел, — тем временем примирительно проскрипел Углов. — Садись рядом. Сейчас передохнем и — топать.

— Что? — очнулся Руслан.

— Пойдем, говорю. Надо как-то обустраиваться. С местными все разговоры только через меня. Тут народ ушлый. И не разбегаться. Тебя, — Сергей ткнул пальцем в Илью, — это касается в первую очередь. Руслан тертый уже из передряги и сам вырулит, а ты точно завязнешь. Держись рядом и нишкни!

Крюковка отличалась от остальных районов города Дита большим количеством деревянных сооружений. Оно и понятно: камня на высоком глинистом острове просто не имелось. Может, он и залегал на приличной глубине, — чем еще объяснить тот факт, что остров до сих пор не смыло агрессивным течением? — но докопаться до твердой породы, никому не удалось. Раскопки предпринимались, главным образом, по приказу местного пахана. Именно: ни убавить, ни прибавить — пахан.

Крюковский голова, секретарь, президент, король…  Название должности включало одновременно: характеристику социума и принципов обитания в нем. Давно отмечено, что блатные кликухи необыкновенно метко отражают сущность носителя.

О деревянном изобилии позаботились сами жители островного государства. Они вылавливали лес, срубленный «бойцами» особых отрядов. Едва ли половина леса доходила до официальных дистрибьютеров, то есть до Алмазовки и Игнатовки. А в отрядах, по официальной версии, люди надрывались, выполняя план поставок. За хорошую работу, приговоренных обещали вернуть под городской кров. Однако возвращенцев ни Илья, ни Сергей не встречали. Лозунг: «Работа делает свободным» лгал, в условиях отдельно взятого Ада, равно, как и дома.

Мало, ох мало приходило даров природы из расположения отрядов, да и те по дороге, — как, впрочем, в любой части посюсторонней и потусторонней действительности, — растаскивались. Крюковцы вот лес вылавливали и пускали на свои исконные крюковские нужды.

Пока компания из трех оборванных, но отдохнувших и сытых людей, пробиралась от полосы разрухи к центру, каких только шедевров местного деревянного зодчества ни насмотрелись: от собачей конуры размером с ангар, до пряничного дворца из щепочек и лыка. Последнее сооружение, по виду, готово было рухнуть от грубого слова, но не падало. Больше того, по нему как по годовым кольцам, считывался возраст от сотворения. Встречались и небольшие добротные избы, самой, что ни на есть, банальной деревенской архитектуры. Одно отличие: окна в них отсутствовали напрочь. И еще двери. Притворы в домах стояли, мало сказать, серьезные — крепостные ворота. На заборы леса все же не хватало. Дома окапывали, пуская по периметру водичку, и в нее уже заселяли рыбок. Штурмовать такой дом, — прикинул Илья, — пришлось бы с применением камнеметных машин, катапульт или на худой конец рогаток системы мастера Трибуше. А такими конструкциями в городе Дите и не пахло. Во всяком случае, до сих пор ничего сложнее примитивного палаша Илья не встречал. Револьвер Ивашки не в счет — не стрелял. Или стрелял? Когда их гнали к мосту, а потом ввиду Игнатовских стражников крутили руки и крушили ребра, Илье померещился выстрел. Но, во-первых, ни в кого не попали, а во-вторых, за кучей наворотов и поворотов в судьбе впечатление стерлось и теперь казалось игрой, битого в тот момент, воображения. Что стрелял не Ивашка, Илья мог побожиться. Вертухай как раз охаживал его ногами, стоя в непосредственной близости.

Ночные улицы Крюковской окраины пустовали. Дома были наглухо закрыты. По причине отсутствия окон не поймешь, дома хозяева или, наоборот, ушли прогуляться.

Беглецы пробирались почти на ощупь. Первым осторожно шагал Сергей. Темень стояла такая — в трех пядях ничего не видно. Один раз они налетели на стену, но это еще ничего; в другой — Сергей чуть не завел их в канаву к змеерыбам. Илья вовремя остановил. Сбитый с шага Сергей, недовольно забурчал. Илье пришлось объясняться.

— Так и шел бы вперед, раз в темноте видишь, — выплюнул Углов, как выругался. Илье не мешало бы и самому додуматься, а не баюкать собственное многократно попранное достоинство. И ладно бы предъявлял претензии только к власть предержащим, тем же Алмазову и Святому Прелату. Нет! Сносило на Сергея. Ну, не мог Донкович смириться с собственной несостоятельностью. Он — не орел, а насквозь темная личность — Углов — да. Своего рода ревность. Еще лучше сказать: пакость, которая разъедает изнутри. Когда в минуты относительного покоя, Илья пытался разложить по внутренним полочкам свои эмоции, становилось стыдно. Потом накатывали суровые будни города Дита непременно норовящие загнать новопроявленца в позорный угол.

Дальше Илья пошел первым, подсказывая товарищам, где свернуть, где обойти.

На широкую по сравнению с остальными улицу они выбрались после долгих осторожных блужданий. Несколько раз Илья замечал движение в простенках домов, но значения сему факту не придал и, соответственно, Сергея, который зло сопел в затылок, и Руслана, монотонно топающего в арьергарде, не предупредил. Сказались: усталость, запредельное напряжение последних дней и жуткое неудовлетворение собственной персоной. Последнее, — Илья знал за собой такой грех, — исподтишка толкало на неосторожные поступки, долженствующие оправдаться в собственных глазах. Или на лихое