Мы проводили конференцию впятером со смертельно бледной контуженной Конни, голова которой была туго перевязана, в нашей ванной комнате. На этом настоял врач, который сейчас ждал в карете «скорой помощи» перед домом. Обстановка в гостиной ему показалась чреватой тяжелыми инфекциями. Ха!

Конни сидела на крышке унитаза и держалась за раковину, комиссар и его помощник с блокнотом уютно расположились на краю ванны, мы с Урсом стояли.

Парочка криминалистов, которые собрали с Конни и из ванны следы крови и волокон, а также волоски пока неизвестного происхождения, сейчас шустрили в прихожей в поисках других улик с радостными возгласами: «I got you under my skin!»[121].

— И вы хотите сказать, что не заметили женщину в обмороке в вашей ванне, когда проснулись? — наседал «monsieur le commissaire»[122]на Урса.

Он любил иногда поиграть в этакого «brutaloсор»[123]. На это не стоило обращать внимания.

Урс разнял руки на груди и с мрачным видом присел на корзину с грязным бельем.

— Нет, не заметил. Я уже сказал, что сразу пошел на кухню, чтобы прибраться и отменить «шутинг» в Вене. А пятью минутами позже уже вернулась моя… невеста.

Все еще «невеста»! Когда я это услышала, у меня застрял ком в горле. Но… на этот раз Урс запнулся… Дурной знак!

— Дверь была взломана?

Урс потряс головой.

— А вы, наоборот, не заметили своего жениха, а сразу обнаружили предполагаемый труп?! — внезапно рявкнул мне представитель государственной власти.

— Когда я прихожу домой, мне в первую очередь надо пописать. Может быть, это и нетипичная особенность моего мочевого пузыря, но так оно есть. А до этого я не в состоянии совершать обход квартиры.

Комиссар ухмыльнулся. Ему снова удалось привести меня в бешенство.

Конни из женской солидарности пришла мне на помощь:

— У женщин мочевой пузырь много слабее. Я думаю, она говорит правду.

«Слабый мочевой пузырь? Ну, спасибо, сестренка!»

— Вам мы еще дадим слово, госпожа Симоне, — комиссар ласково улыбнулся ей и снова повернулся ко мне. — И вы тут же подумали, что предполагаемый труп именно та женщина, с которой вы назначали встречу по поводу ваших объявлений?

— Само собой. А кто еще мог лежать в моей ванне?

— В нашей ванне, — поправил Урс.

— В нашей ванне, — поправилась я.

— Может, вы уже перестанете называть меня «предполагаемым трупом»? — проворчала Конни.

— Разумеется, госпожа Симоне, — комиссар проехался по краю ванны и взял Конни за руку. Странно, но Конни руку не выдернула. Может быть, между ними зарождалась любовь?

— Госпожа Симоне, вы в состоянии описать процесс совершения преступления?

— Да тут и описывать нечего. Мы договорились о встрече на вчерашний вечер. — Она качнула головой в мою сторону. — Но в последний момент мне помешали: неожиданно пришла моя сестра-близнец. — Она облизала сухие растрескавшийся губы.

— Принести чего-нибудь выпить? — предложила я.

— Употреблять в туалете? — возмутилась она так, будто я предложила узаконить детскую проституцию в Германии.

Комиссар покачал головой, его помощник с сочувствием поглядел на меня.

«Ну, нет так нет, милочка!»

— Но я понимаю, что это было неприлично. — Конни вывернула глаза в мою сторону. — Поэтому я сегодня пришла, чтобы извиниться и…

— А как вы узнали, где я живу? — перебила я ее со сладостной неприязнью. Перчатка брошена!

— Но вы же представились мне по телефону. Я нашла адрес в телефонной книге. — Конни бросила мне перчатку обратно. Прямо в морду.

— С тех пор я переехала! — победно воскликнула я.

— Ваш квартирант, Жак Мерсье, настоящий француз, дал мне ваш новый адрес.

Укол, туше — победа! Конни Симоне.

Впредь буду держать рот на замке.

— Вы пришли пешком? — продолжал комиссар.

— Нет, приехала на сорок третьем автобусе.

— За вами кто-нибудь следил?

— Нет. По крайней мере я никого не заметила. А потом помню только, что шла через сад, нажала на звонок и… и в глазах все потемнело. — Конни жадно сглотнула.

— Вас ударили тупым предметом по голове, — засвидетельствовал комиссар. — Но вам еще повезло, удар был не слишком сильным.

— Вам хорошо говорить, — жалобно сказала Конни. — А когда я очнулась, она как раз… — Конни снова мотнула головой в мою сторону, — вошла в ванную. Откуда мне было знать, что не она сбила меня с ног, так что я притворилась, будто без сознания…

Комиссар злорадно улыбнулся мне.

— Так что вы не можете описать злоумышленника, госпожа Симоне?

Конни покачала головой, схватилась за бинты и проорала:

— О-о-й!

Комиссар поднялся:

— А теперь вам действительно необходимо на рентген. Все остальное проясним позже.

— Но имя! — не выдержала я. — Имя шантажиста!

Конни встала с унитаза, с достоинством вынула письмо из сумочки:

— Хеннес Гуккельсбергер![124]

Меня перекосило:

— Кто-кто?

— Хеннес Гуккельсбергер.

— Но этого не может быть! Такого лица нет в моем списке!

Трое мужчин понимающе потупили взоры. Я завращала глазами:

— И этот Хеннес Гуккельсбергер вас шантажировал? Садомазохистскими фотками в голом виде? — завершила я дознание.

— Что? Как? — Конни побледнела еще больше и схватилась за сердце. — Как вам могло такое прийти в голову?! — Она снова опустилась на унитаз.

— Действительно! — укоризненно обругал меня комиссар.

На второй взгляд Конни в ее твидовом блейзере, юбке с президентской длиной до середины колена никак не тянула на кандидатку для подобных снимков. Скорее старательная библиотекарша в каком-нибудь фильме Розамунды Пильхер[125].

— А чем же он вас шантажировал?!