Язакрываю дверцу духовки и облучаю книгу пятнадцать секунд. Затем нажимаю кнопку на печатной плате, которую приклеила к боковой стенке духовки.

Свет не загорается. Вкамере смерти ничего не слышно– похоже, я эффективно уничтожила всех жучков на корешке книги. Теперь посмотрим, что будет, когда я отнесу ее обратно в библиотеку, не так ли? Если послезавтра Фиоре пропесочит меня в церкви, буду знать, что ошиблась в ожиданиях. Но украсть непотребную книжку из библиотеки на один вечерок– не то же самое, что прибрать к рукам ключи от спецхрана.

Гипс! Ямысленно даю себе пинка– почти забыла! Дрожащими руками я засыпаю нужное количество порошка в пустую чашку из-под йогурта, затем с помощью кувшина отмеряю воду и размешиваю получившуюся массу чайной ложкой, пока смесь не становится настолько горячей, что приходится суетливо перекидывать ее из руки в руку.

Проходит десять минут, и я выстилаю противень влажной беловатой массой (гипс, гидратированный сульфат кальция). Надеясь, что та достаточно остыла, я каждой стороной несколько раз вдавливаю в нее брусок мыла. Вкакой-то момент беспокоюсь, что тот станет мягким и растает, поэтому делаю первый оттиск слишком рано– гипс такой мягкий и влажный, что прилипает к мылу. Но в конце концов задача худо-бедно выполнена. Накрываю тарелку марлей и иду домой. Уже почти десять часов, я голодна и измотана. Уменя завтра выходной, но все равно придется идти на работу– навестить Яну и убедиться, что с ней все в порядке. Но в следующий раз, когда Фиоре посетит хранилище, я буду готова пробраться туда сразу после его ухода.

Итогда узнаю, что он там прячет.

Воскресный рассвет прохладен и бархатист.

Разражаюсь скрипучим стоном и натягиваю одеяло на голову. По одной из причуд расписания, вчера у меня был рабочий день, завтра– другой, и я чувствую себя измотанной перспективой двух одиннадцатичасовых смен. Мне не хочется проводить половину своего выходного дня в вынужденной близости от таких шлюх, как Джен и Энджи, но мне удается заставить себя встать с кровати и спасти воскресный наряд из кучи, растущей на стуле в углу комнаты. Нужно поскорее съездить в химчистку и провести некоторое время в подвале, стирая вещи, которые я могу стирать дома. Еще одна тягомотина в выходной. Это когда-нибудь прекратится?

Внизу застаю Сэма, который усердно мешает кукурузные хлопья в миске с молоком. Он выглядит озабоченным. Мой желудок сжимается от беспокойства, но я заставляю себя поставить на конфорку кастрюлю с водой и осторожно опустить в нее пару яиц. Нужно заставить себя поесть: аппетит у меня неважный, а при моем режиме упражнений так легко остаться без сжигаемой организмом мышечной ткани. Уделяю внимание своему почти беззвучному модему, чтобы проверить достижения когорты за неделю. Как обычно, я где-то на дне таблицы– только у Касс дела обстоят хуже, и я ощущаю знакомый укол тревоги. Уже почти уверена, что она– не Кей, но все равно не могу не сочувствовать. Вконце концов, ей приходится терпеть эту свинью, Майка. Затем мой желудок делает еще одно сальто-мортале, и я вспоминаю, что должна кое-что сделать до того, как мы уедем.

–Сэм?..

Он отрывает взгляд от своей миски.

–Да?

–Сегодня… не удивляйся, если…– Уменя не получается сказать то, что нужно.

Сэм кладет ложку и смотрит в окно.

–Хороший день.– Он хмурится.– Что тебя беспокоит? Поход в церковь?

Яс трудом киваю.

Его взгляд на мгновение становится остекленевшим. Ядумаю, он проверяет рейтинг.

–Ты не получала штрафов?

–Нет. Но боюсь, что…– Якачаю головой, не в силах закончить.

–Что они накинутся на тебя,– спокойно говорит он.

–Точно. Просто есть нехорошее ощущение, и все.

–Ну и пусть.– Он выглядит сердитым. На мгновение я чувствую страх, а потом понимаю, что дело не во мне– его просто злит церковный произвол Фиоре и то, что многие прихожане его поддерживают.– Мы просто уйдем.

–Нет, Сэм.– Вода закипает. Я проверяю часы, затем включаю тостер. Вареные яйца и поджаренный хлеб– вот как далеко продвинулись мои кулинарные способности.– Если ты это сделаешь, на тебе тоже нарисуют мишень. Аесли мы оба станем мишенями…

–Мне все равно.– Он встречает мой взгляд ровно и уже без той робости, что была его проклятием весь последний месяц.– Япринял решение. Не собираюсь стоять в сторонке и запудривать нас по человеку зараз. Иза мной, и за тобой куча промахов, но ты рискуешь здесь гораздо больше. Ябыл несправедлив к тебе, и я, я…– Он запнулся на мгновение.– Яхотел бы, чтобы все сложилось иначе.– Он снова упирается взглядом в свою миску и бормочет что-то, но я не могу разобрать, что именно.

–Сэм?– Ясажусь рядом с ним.– Сэм, ты не можешь один воевать против всей этой реальности.

Он выглядит ужасно несчастным, и я не понимаю, в чем дело.

–Язнаю.– Сэм смотрит на меня.– Но чувствую себя таким беспомощным!

Явстаю и подхожу к конфорке, убавляю огонь. Яйца бьются о дно кастрюли. Тостер тикает.

–Нам следовало трижды подумать, прежде чем соглашаться на заключение в этой тюрьме,– говорю я. Хочется кричать. Смоим сверхтяжелым стиранием памяти, которое, как я догадываюсь, превысило все ожидания моего прежнего «я»– того, кто написал мне письмо, а потом забыл о нем,– я наполовину удивлена, что вообще оказалась здесь. Если бы я знала, что Кей замешкается и отступится, я бы, конечно, предпочла– то есть я бы предпочел, ведь тогда я была мужчиной,– остаться с ней и хорошей жизнью в мире, где на тебя не давят. Иплевать, следовали бы за мной убийцы или нет.

–Тюрьма?– Сэм горько усмехается.– Да, очень верно подмечено. Хотелось бы мне, чтобы существовал способ отсюда сбежать.

–Спроси епископа. Может, он отпустит тебя пораньше за плохое поведение.– Яберу тост, намазываю его маслом, затем достаю оба яйца из воды и кладу на тарелку.– Хотелось бы…

–Ладно, раз уж мы сегодня идем в церковь, как насчет добраться туда пешком?– предлагает Сэм без уверенности в голосе, пока я заканчиваю завтрак.– Путь– километра два. Звучит длинновато, но…

–Мне тоже кажется, что это хорошая идея,– говорю я, прежде чем он успевает откреститься от затеи.– Надену кроссовки, а не туфли.

–Хорошо. Жду тебя здесь через десять минут.– По пути из кухни он задевает меня, и я вздрагиваю, но он, кажется, этого не замечает. Что-то происходит в голове Сэма, и то, что он не может открыться полностью, его расстраивает.

Два километра– хорошая утренняя прогулка. Ктому же Сэм позволяет мне держать его за руку, пока мы гуляем по тихим аллеям под деревьями, внезапно покрывшимися буйной зеленью. Нам приходится миновать три тоннеля, чтобы попасть в район церкви. Тут нет черт видимости более полукилометра– возможно, из-за того, что в противном случае стало бы очевидно, что все местные ландшафты вырезаны из внутренних поверхностей конических сечений, а не приклеены к внешней стороне сферы под действием естественной гравитации. По пути нам не попалось ни одной живой души. Большинство людей добираются к церкви на такси, а выходить из домов на своих двоих никого не тянет.