Ветер между тем свежел. Полисмен, сидящий на веслах, уже с трудом держал лодку кормой к волнам, и на качке их гривы начинали перехлестывать через борт. Тот, что управлялся с сетями, вдруг засуетился, махнул товарищу, встал на колени и наклонился к воде. «Рыбину увидел, – подумал Слива. – Стрельнуть, что ли, в мотор? Или не выдавать себя пока?»

Однако это оказалась не рыбина. Приглядевшись, Слива понял, что винт их мотора запутался в сети и положение горе-рыбаков стало угрожающим. Лодка, схваченная сетью за винт, беспомощна и малоподвижна, как зверь в капкане. Если волны еще подрастут, она постепенно наполнится водой и пойдет ко дну. Чтобы вырваться из этой западни, терпящим бедствие нужно поднять винт из воды и ножом быстро отсечь от него полотно сети. Сделать это нелегко, мешают волны и ветер, да еще и тянуться к винту, замотанному тугой сетью, рискованно: можно очень просто кувырнуться за борт.

Так и произошло. Полицейский, пытающийся освободить винт, не рассчитал сил и слишком резко выдернул за рукоятку сапог мотора из воды. Тяжелая лососевая сеть, намотанная на винт, ответила тем же и упруго дернула мотор обратно. В это мгновение боковая волна толкнула лодку, полицейского качнуло, он не удержал равновесия и ухнулся в ноябрьскую воду. Скрылся в ней с головой, но тут же вынырнул, уже без шапки, и вцепился обеими руками в борт. Гребец-напарник бросил весла и кинулся его вытаскивать.

– Не подходи к борту, дурень! – только и успел сказать Слива, как от совместных усилий терпящих бедствие лодка накренилась, зачерпнула воды и второй полицейский нырнул вслед за первым. Теперь оба они держались за один борт и что-то кричали друг другу.

«Если полезут с одного борта, окончательно ее затопят!» У Сливы в голове быстро созревал план действий. Он потянул люк землянки, спрыгнул в нее и через несколько секунд выбрался наружу с карабином на плече. Снова поймав в бинокль картину кораблекрушения, разглядел, что из воды теперь виден только нос лодки, а люди вцепились в него руками и головы их то исчезают, то вновь появляются над волнами.

«Пузырь воздуха в носу, – понял Слива, – сколько-то еще продержатся! Но если подмоги не увидят, то бороться не станут, замерзнут и утонут». Он дернул затвор, прицелился и трижды кряду выстрелил над головами утопающих, чтобы те лучше услыхали сигналы, а затем спустился по лестницам в гавань, по пути прихватив у печки два сосновых полена. Внизу, в гроте, сдернул со входа тент и вытряхнул из мешка резиновую лодку.

Спокойно, не суетиться! Накачать лодку, вдеть весла в ее резиновые уши, вставить в пазы сиденье. Как же долго она, собака, накачивается! Ладно, пусть терпят, выстрелы-то слышали! Пока еще раз все обдумать. Веревка есть, вот целый моток от старых якорей. Размотать ее, середину обмотать вокруг пояса, а к концам привязать поленья. Чтобы бросить этим купальщикам, когда догребет до них. В лодку же двоих не втащишь, так пусть хватаются за деревяшки. И к лодке веревку не привяжешь – в панике или оторвут, или вовсе перевернут.

Все, кое-как накачана! Теперь, оттолкнувшись, запрыгнуть в нее и грести лицом вперед навстречу ветру, чтобы и видно было, и меньше захлестывало водой. Волна встретила Сливу прямо у выхода из гавани, стегнула брызгами и едва не втолкнула обратно. Ничего, рокан сразу не промокнет, лишь бы успеть догрести! Слива надавил на весла и склонил голову в капюшоне под следующий удар воды.

Двести с лишком метров до утопающих он греб минут десять. Руки сводило от усилий, и приходилось встряхивать ими, жертвуя отвоеванным у озера пространством. Хоть Слива и наловчился гасить толчки волн, меняя частоту и силу гребков, все равно к тому моменту, как он добрался до места катастрофы, его лодка была на треть полна воды и вычерпывать ее было некогда и нечем. В лодке плавали на веревках поленья.

Утопающие держались из последних сил. Над поверхностью видны были только их бледные, измученные страхом и усталостью лица и самый кончик носа лодки с ручкой, за которую они держались посиневшими пальцами. Головы их порой перекатывало волнами, и тогда глаза и рты захлопывались, чтобы снова раскрыться для света и воздуха, когда схлынет вода.

Увидев приближающегося Сливу, полицейские, как цветы к солнышку, повернули к нему лица и протянули свободные руки. Размахивать ими или кричать они уже не могли. Слива еще поднажал на весла, сделал несколько сильных гребков, крикнул во все горло:

– Лови! – и одно за другим бросил поленья, как гранаты, в торчащие из воды головы. Отпустив ручку, утопающие мгновенно схватили их и стали судорожно перебираться по веревкам к Сливиной лодке. Тот развернул ее так, чтобы они оказались по разные борта, и снова сжал весла. Ветер теперь из врага превратился в помощника. Через несколько секунд полицейские одновременно добрались до резиновых бортов.

– Не лезем! – громко остановил их Слива. – Держимся одной рукой! Другой гребем, помогаем! Давай-давай, шевелись!

Те послушно задвигали руками. Бушлаты, как губка впитавшие ледяную темень воды, тянули их в глубину, сковывали, давили на плечи, но в глазах этих уже почуявших смерть людей Слива вдруг увидел такую радость и надежду, что даже улыбнулся, несмотря на отчаянное положение. Его лодка, толкаемая волнами и подгоняемая ветром, но тормозимая балластом из повисших на бортах полицейских, стала медленно сокращать расстояние до скалы.

«Прапорщик и рядовой, – мельком отметил Слива, налегая на весла. – Прапор постарше, а рядовой-то совсем молодой еще паренек, белобрысый. Еле шевелятся, так задубели. Особенно молодой. Ничего, жить захотят – дотерпят! Мне бы самому дотерпеть, тоже весь сырой, как гусь!» От нервного напряжения, усталости и холода Сливу начинало потряхивать.

У входа в гавань молодой полицейский совсем ослабел, веки его прикрылись, а рука, держащаяся за борт, соскользнула. Слива бросил весла, переместился на коленях к корме и схватил погружающегося рядового за воротник.

– Не спать! – встряхнул он его, тот не отреагировал, и тогда Слива тяжким усилием втащил паренька до пояса в лодку, оставив его ноги болтаться за бортом. Лодка стремительно наполнялась водой, но внутренний берег пещеры был уже рядом. Слива успел сделать еще пару гребков и перевалился через борт, встав на каменное дно. Вода доходила ему до груди.

– Помогай! – крикнул он прапорщику, подхватил рядового за подмышки и потащил по воде к лестнице. Прапорщик оказался крепким мужиком. Ощущение дна под ногами словно добавило ему сил, он отодвинул в сторону полузатопленную лодку и подхватил своего напарника под колени. Вдвоем они вытолкнули его на плоские камни гавани и выбрались сами.

– Так не затащим! – понял Слива. – Надо бы мальца очухать!

Прапорщик лежал, хрипел и согласно хлопал глазами. Говорить он пока не мог. Слива встал над рядовым на колени и, не церемонясь, отвесил ему пару жестких оплеух, а потом большими пальцами сильно надавил за ушами. Тот застонал и открыл глаза.

– Подъем, солдат! – крикнул Слива ему в лицо и усадил рывком за бушлат. В глазах парня появилась сначала боль, потом страх, потом взгляд его стал осмысленным.