– Юморист.

– Все равно скажи, проболтаются – убью на фиг!

Ника осторожно отошла от двери и села на прежнее место, рядом со спящим Максом.

В соседней комнате установилась тишина.

Мигала лампочка. Она загоралась, выделяла из непроглядной тьмы белые измученные лица, на долю секунды оставляла в памяти негатив и гасла.

«Так вот они какие, мутанты, – думала Ника, глядя прямо перед собой. – Те, о которых столько рассказывал Красавчик».

Она-то делила его байки на десять, относя их к разряду тех историй, что обрастают подробностями для устрашения слушателей. Все эти человекоподобные собаки с гипертрофированными глазами, превосходно видящие в темноте. Люди-змеи, с гибкими как шланги костями, позволяющими заползать в самые узкие щели.

Из того, что рассказывал Красавчик, следовало, что трансформации происходили не только с телами. Гораздо страшнее, с его точки зрения, были мутации, касающиеся иных возможностей. Существовали люди, которые могли передвигать взглядом предметы, или те, кто, подобно хозяину, улавливал мысли на расстоянии. Красавчик называл их перерожденцами.

Исходя из вновь открывшихся обстоятельств, Ника принялась заново оценивать давние разговоры. Красавчик никогда не говорил о мутациях определенного типа во множественном числе. Он вообще считал, что волна повальных биологических изменений, прокатившаяся по Зоне после второго взрыва на ЧАЭС, не имела никакого отношения к мутациям, так сказать, индивидуального характера. Со временем все эти выродки, живодеры и хозяева благополучно уйдут в небытие. Новая Зона перекроит всех, кто имеет к ней отношение. Каждая мутация строго избирательна и уникальна в своем роде.

– Обойди всю Зону, – откровенничал Красавчик в минуты благостного расположения духа. – Ты не найдешь двух одинаковых мутантов. Для чего ей это нужно – другой вопрос.

«Ей» – это, естественно, Зоне. Красавчик персонифицировал ее, но Ника не поддерживала его в этом. Такая же земля, как и везде. А то, что там нарушается ряд законов физики, значит всего лишь, что не созрели земляне для иных постулатов. Может, лет через пятьдесят…

Вот здесь фантазия ее подводила и вместо чего-нибудь обнадеживающего выдавала продолжение: «…вся земля превратится в одну большую Зону».

– Ты веришь в Бога? – однажды спросила Ника, не надеясь на положительный ответ.

– Я верю в творца, – серьезно ответил Красавчик. – Вот Зона – творец. Если Господь создал всех людей по своему образу и подобию, то Зона пошла дальше и прежних ошибок не повторяет. Она творит каждого в отдельности. Авось и получится что-нибудь интересное. Поэтому ты не найдешь в Зоне двух одинаковых мутантов.

Подвижки разума в человеческом теле Ника не назвала бы мутациями. Наоборот, вместо страха они вызывали скорее гордость за человека и его возможности, до поры скрытые и благодаря Зоне ставшие явными.

О телесных мутациях сказать так было нельзя. Они пугали, внушали опасение, вызывали какие угодно чувства, от омерзения до жалости, в любом случае ставили барьер, отделяющий мутантов от людей.

Девушка соглашалась с Максом, который назвал Перца хорошим человеком. Она добавила бы: да, хорошим… но кем угодно, только не человеком.

Когда за дверью послышался осторожный шорох, Ника напряглась. Она ожидала неизвестно чего, даже того, что вдруг сюда заползет Перец, передвигающийся на руках, прямо как ящерица. А за ним, разворачивая змеиные кольца, потянется грязно-бурая лента кишечника.

На пороге, освещенный вспыхнувшей лампой, возник Грек. Он успел смыть с лица кровь. Проводник тихо закрыл за собой дверь, боясь потревожить того, кто за ней остался.

Глаза их встретились, и Ника, к своему неудовольствию, осознала, что он многое про нее понял. В частности то, что она подслушивала.

Проводник подошел к ней, подхватив по дороге опрокинутый ящик, перевернул его и сел в двух шагах от нее.

В это время погас свет. Долгие секунды, показавшиеся Нике вечностью, она ждала. Кто их поймет, этих сталкеров? Свернет ей шею, как цыпленку, чтобы события, невольной свидетельницей которых она стала, навеки остались тайной.

Когда зажегся свет, Грек сидел на прежнем месте и продолжал смотреть ей в глаза, только прищурился, чтобы смягчить переход от темноты к свету.

– Знаешь, парень, что мне в тебе нравится? – шепотом спросил он.

Ника отрицательно качнула головой.

– Я уважаю молчаливых людей, сынок. Ты не любитель болтать. Это хорошо. Меня беспокоит Макс. Передай этому парню вот что, сынок. Я ему многое прощаю, но это не значит, что так же будут поступать и остальные. Если в ближайшее время – имеется в виду не только Зона! – он возьмется упоминать Перца как человека, а не как приправу к борщу, то я самолично сверну ему шею. Тебя это тоже касается, сынок.

Свет опять погас. Ника воспользовалась темнотой, чтобы перевести дыхание. Гроза миновала.

– Передай ему, сынок. – Грек дождался, пока загорится свет. – Кстати напомнишь и о кодексе. Если я забуду. – Он надолго замолчал, буравя ее пронзительным взглядом. – А теперь я покараулю. Отбой.

Внимая его словам, опять погас свет.

Часы показывали шесть тридцать, когда Ника открыла глаза. В тот короткий промежуток времени, пока было темно, она успела испытать приступ паники. Ей показалось, что все ушли, оставили ее одну.

Однако, когда зажегся свет, девушка испугалась по-настоящему.

На том самом месте, где не так давно сидел Грек, ведя задушевную беседу, устроился Перец. Белое лицо, туго обтянувшее череп, синюшные губы, глубоко ввалившиеся глаза, окруженные черными тенями. Посмертная гипсовая маска человека, скончавшегося после тяжелой болезни, – вот на что это было похоже больше всего.

Дождавшись, пока Ника сядет, маска разомкнула синие, бескровные губы и хриплым голосом спросила:

– Выспался, пацан?

Ника едва не поперхнулась слюной. Горло, сдавленное от страха, не хотело пропускать слова.

– Проснулся, – ответил сталкер за нее.

Темные глаза сузились, как рентгеном просвечивая ее насквозь. Ника подавила острое желание провести рукой по лицу, стирая несуществующую грязь.

– Собираться будем. Пусть долгий. Это наверху по прямой, а тут сколько поворотов-разворотов, что дорога раз в пять увеличится.

В одном Перец оказался прав. Мутанты действительно живучи. Вчера он потерял море крови, а сегодня спокойно сидит и рассуждает о трудностях предстоящего перехода! Или ему не требуется не только кишечник, но и кровь?

Заворочался, поднимаясь, Краб. Он с трудом раздирал отекшие веки. Макс проснулся давно и теперь давился галетами, щедро запивая их водой из фляги.

Ника не могла похвастаться присутствием аппетита. Взгляд ее то и дело падал на закрытую дверь, за которой осталось то, что еще вчера составляло с Перцем одно целое.