Стоит волонтерам разойтись, перед нами появляется Ханна.

– Привет! Рада, что успела вас поймать до съемки. – Она хлопает в ладоши. – Моя мама собирает желающих стать наблюдателями в день выборов. Можно я вас обоих запишу? Работа несложная, обучение тоже. Нужно просто ходить по участку и следить, чтобы не происходило ничего подозрительного.

– Хм, – говорю я и кошусь на Майю, которая только улыбается и пожимает плечами.

– Звучит хорошо, – кивает она. – Давай запишемся вместе.

– Давай.

– Отлично! – восклицает Ханна. – Добавлю вас в список. Команда защиты честных выборов – вперед! – Она подставляет ладонь. – Серьезно, спасибо вам обоим. За все.

Мы с Майей обмениваемся улыбками, и я чувствую такую легкость, словно меня превратили в воздушный шарик, полный тепла, света и энергии. Наше видео и правда изменило ход кампании. Все получилось. И это сделали мы. И если нам удалось это, возможно, удастся изменить и результат выборов.

Что, в свою очередь, изменит историю. Один маленький ее отрезок, но все же.

И это уже не говоря о том, как здорово будет провести весь день выборов вместе с Майей. Так сложно поверить, что я раньше приходил в штаб-квартиру без нее. Что я вообще боялся здесь бывать. Стоило заехать на парковку, как у меня начинало крутить живот. Приходилось внутренне готовиться к разговорам, пускай моими собеседницами были только Ханна и Элисон. А Гейб вечно требовал большего. Больше телефонных звонков. Больше адресов в списке. Меньше Джейми.

Теперь все изменилось.

Гейб меня по-прежнему немного раздражает, кампания все еще хаотична. С людьми все так же приходится разговаривать. И у меня все так же плохо получается.

Но теперь со мной Майя, и все это уже не пугает.

Спустя полчаса бабушка полностью завладевает книжным магазином.

– Гейб, милый, ты не мог бы переставить этот стол прямо к фону? Хорошо. И на пару сантиметров левее. Спасибо, котик. Жаль, что тут нет естественного света, – говорит она, раскладывая штатив и устанавливая его в паре метров от кристально чистого теперь стола Ханны. Позади него на стене висит отрез тяжелой белой ткани, так что вся эта инсталляция начинает напоминать фотостудию для кукол, которую Софи в свои восемь лет соорудила у нас в подвале. Бабушка разрешает мне посмотреть на экран телефона, уже готового к съемке, и я вдруг с удивлением понимаю: картинка вполне профессиональная, намного лучше, чем у тех видеозаписей, которые обычно выкладывает штаб-квартира Россума.

– Вы же написали себе сценарий? – уточняет Гейб, как только мы садимся за стол. Между нами он ставит слегка увеличенную картинку с Фифи, к которой я стараюсь не приглядываться. – В любом случае вы всегда можете от него отклониться. Я хочу, чтобы у зрителей было ощущение задора, спонтанности, легкости, понимаете?

И он изображает руками некое подобие танца.

– Ла-адно, – удивленно тянет Майя.

– Главное – упомянуть о тех темах, которые мы наметили. И не забывайте связывать все с Россумом. Давайте постараемся удержаться на волне интереса к Фифи. Нужно заставить людей разозлиться.

– Просто постарайтесь получить удовольствие, – советует бабушка со своего места за штативом. – Идея, по-моему, очень хорошая. Здорово, что вы это придумали.

– Согласен, – поддакивает Гейб. – Чем больше Фифи, тем лучше.

– Мы… не совсем эту мысль хотим донести, – напоминает Майя.

– Просто не забудьте упомянуть Россума. И улыбайтесь! – Гейб пальцами приподнимает уголки рта и пятится.

– Джейми, милый, пододвинься поближе к Майе. Отлично. Теперь постарайтесь не зажимать голос, – командует бабушка, глядя на нас через экран телефона. – И помните, мы всегда можем на монтаже исправить ошибки, так что не бойтесь повторять какие-то вещи…

– Но при этом, – вмешивается Гейб, – чем меньше дублей, тем меньше времени на монтаж и тем быстрее видео окажется в Сети.

– Все будет хорошо. – Бабушка треплет его по плечу. – Мы начнем с заставки, а перед переходом к декоративному скотчу сделаем паузу. Гейб будет продолжать снимать непрерывно, а я подойду к тебе, Майя, и сделаю крупный план у тебя из-за плеча. Договорились?

Я киваю.

– Договорились, – поддерживает меня Майя.

– Замечательно, – улыбается бабушка. – Следите за моими пальцами, я начинаю отсчет.

Она показывает 3–2–1, и съемка начинается.

К пяти часам мы с Майей уже свободны и устраиваемся в одном из уличных кресел отдела декора для задних дворов в «Таргете». Теперь это наше любимое место: плетеное гнездышко в форме яйца, которое, по мнению Майи, для двоих слишком маленькое. Очевидно, что-то поменялось.

Майя листает результаты предвыборных опросов. Поверить не могу, что у нее здесь ловит Wi-Fi.

– Все равно все за Ньютона, – вздыхает она, раздув щеки.

– Смотри, этот опрос от 28-го числа. Еще до того, как Николас Уилсон попал в топы. Возможно, видео с ним станет решающим?

– Может быть. – Она открывает Instagram[22] и тут же широко улыбается. – Смотри, сегодняшнюю запись тоже уже выложили!

– На странице Россума или на бабушкиной?

– На обеих. И на YouTube тоже. – Майя придвигается ближе, наклоняя экран так, чтобы я мог его увидеть. Но я не могу не то что смотреть или разговаривать – даже просто дышать, ведь теперь наши тела соприкасаются.

– Боюсь открывать его, – говорит она. – Но подпись классная. Раскудрявь Фифи!

– Бабушка умеет придумывать теги.

– Готов? – улыбается Майя. Я киваю, и она запускает видео.

«Раскудрявь Фифи!» – появляется на экране надпись.

Потом камера переключается на Майю.

«Привет, – говорит она, – меня зовут Майя».

«А меня – Джейми».

– У меня голос такой напряженный, – шепчу я.

Майя приобнимает меня.

– Отличный голос.

«…Если вы обнаружили на своей машине Фифи, – продолжается мой видеомонолог. – Мем с Фифи был растиражирован в Сети ультраправым движением, пропагандирующим господство белых».

«Но в последнее время Фифи все чаще появляется на улицах Брукхейвена и Санди-Спрингс усилиями местных троллей», – добавляет Майя.

На экране появляется склейка, демонстрирующая наклейки с Фифи на разных машинах – в том числе и на Альфи, – а потом отрывок из бабушкиного выговора Николасу Уилсону на парковке ресторана Scavino.

«Наша команда бабушек днем и ночью трудится, чтобы избежать фифификации улиц, – сообщает торжественно Майя. – Но если вас все же настигнут тролли, держите небольшой мастер-класс “Как превратить Фифи в икону сопротивления”. Джейми, передай мне декоративный скотч. – Она снимает распечатанное изображение Фифи с подставки. – Начнем с чашки. Если присмотреться, на ней можно разглядеть цифры 88, а пальцы Фифи сложены в знак “Окей”. Ужас. Оба этих символа широко известны среди антисемитов».

– Нужно было вставить сюда шутку про «собачье дело», – говорю я, склонившись к Майе.

Она закатывает глаза и улыбается.

«Однако расположенные в стратегических местах кусочки радужного декоративного скотча…»

– Поверить не могу, что мамина одержимость декоративным скотчем сыграла нам на руку.

В кадре теперь крупный план наших рук и обрезков скотча, закрывающих чашку с цифрами.

«Еще, мне кажется, Фифи пойдет розовая шапочка с кошачьими ушками. Что скажешь?» – предлагаю я.

«Полностью поддерживаю, – соглашается Майя. На большой скорости мы собираем из скотча шапку. – Смотрите, что получается в итоге. Очередное доказательство того, что кошки лучше собак».

На экране видно, какой взгляд я бросаю в этот момент на Майю.

– Боже, Джейми, ну у тебя тут и лицо, – хихикает та Майя, которая сидит сейчас рядом со мной. – Получилось и правда очень мило.

Я перевожу взгляд на нее же, но на экране.

– Ага.

«И помните, – говорит она, – лучший способ раскудрявить Фифи – это делать пожертвования и обходить дома с агитацией. Обязательно приходите и голосуйте за Джордана Россума девятого июля».

На видео я поворачиваюсь к Майе и улыбаюсь: «Поможем Джордану Россуму из сорокового округа стать представителем от штата в сенате. За Россума горой, он крутой!» Мелькает и гаснет логотип избирательной кампании Россума, и запись начинается с начала.

– Не так уж и плохо? – говорю я Майе.

– Даже очень хорошо! Мы отлично справились. – Она наклоняется вперед, листая ленту. – Ого, уже больше 400 просмотров.

Я заглядываю ей через плечо.

– И почти сотня комментариев!

– Не читай их, – быстро говорит Майя.

– Почему? – улыбаюсь я.

– Это же первое