— Где гарантии, что они не пальнут нам в спину? — мрачно поинтересовался Фостер, поравнявшись с Лесковым. Он наконец сделался заметным и теперь был настроен уговорить Дмитрия избавиться от новоиспеченных союзников.

— Там же, где и гарантии касательно вас, — вполголоса отозвался Дима. — Я до сих пор не могу быть уверен, что вы играете на моей стороне.

— Если бы вы были уверены, я бы счел вас идиотом! Я играю исключительно на своей стороне, — Эрик криво усмехнулся. — А вот это стадо меня изрядно тревожит. На них нельзя полагаться. Как говорите вы, русские: доверили козлу капусту! Вайнштейн и Мицкевич могут сколько угодно заливать про искренность в их «энергетике», но они сами сказали, что защищают свои семьи. В общем, к чему я клоню: дай мне минуту, Барон, и все они будут мертвы… Даже не заметят, как всё закончится.

Несколько секунд Лесков внимательно смотрел на Фостера, словно еще раз взвешивая все «за» и «против». А затем тихо произнес:

— Я остаюсь при своем решении.

— Бред! — с досадой выплюнул Эрик. — Зачем подставляться, если от них никакого толку? Обернетесь в кайрамов и сами здесь всё сожжете. Зачем эти нужны?

Но Лесков не ответил. Вместо этого он жестом подозвал Жака и приказал ему уничтожить застывших «ликвидаторов». Заметив действия француза, один из вражеских телекинетиков неожиданно поспешил ему на помощь. А чуть погодя присоединился еще один.

— Жак! Иди сюда, — окликнул его Дмитрий, решив больше не тратить силы своего солдата. Если перебежчики хотят выслужиться — пускай! Что касается француза, его способности лучше приберечь до встречи с более серьезным противником.

«Энергетик» Мицкевич молча наблюдал за происходящим, прислушиваясь к эмоциям неожиданных союзников. Они были чертовски напуганы, но кое—кто уже склонялся к тому, чтобы сражаться за Лескова по—настоящему.

— А у остальных что за способности? — мрачно поинтересовался Фостер, приблизившись к пожилому белорусу.

— Такие же, как у меня. Только вот тот старый — «теневой».

Эрик покосился на седого мужчину, представившегося «лабораторным».

— Кого он убьет из тени, этот трухлявый пень? — озадаченно поинтересовался он. — Сам быстрее помрет от инфаркта.

— Вообще—то ты с таким же «пнем» разговариваешь, — проворчал Мицкевич. — Сам однажды таким будешь, если длинный язык не сгубит!

— Нееет, таким я точно не буду! Я буду пнем, который в своем возрасте будет раскачиваться в кресле—качалке и пялиться на океан. А не скакать с автоматом, как недобитая антилопа.

Их разговор был прерван приказом выдвигаться, и тогда Фостер снова применил способность делаться незначительным. Его карие глаза внимательно царапнули одного из вражеских солдат, когда тот на секунду положил руку на кобуру пистолета. Но затем, словно испугавшись чего—то, мужчина вытянул руки по швам, и Эрик немного успокоился. Все—таки Лесков не доверял своей новоиспеченной армии и продолжал внушать им страх.

В новом составе на крышу здания они выбрались без труда. Несколько раз дорогу им преграждали роботы, но расправиться с ними теперь оказалось гораздо проще. Среди новых солдат оказалось четверо телекинетиков, поэтому ни Шевченко, ни Жак даже не затрачивали свои силы.

Стоя на крыше, Дмитрий со странным наслаждением почувствовал прохладу австралийского утра. Ветер заставил его чуть прищуриться. Здешний воздух не был отравлен разложением, гарью и чьими—то предсмертными хрипами. Пока не был.

Скоро небо окрасится бордовым, и солнце взойдет над обгоревшими руинами когда—то мощнейшей военной базы. Затем они уйдут, воспользовавшись одним из ближайших телепортов. Что касается Совета Тринадцати, то их придется навестить уже в следующий раз, когда будет достаточно сил.

— Вы сохраните жизнь моей дочери и внукам, мистер Лескоу? — внезапно Дима услышал голос старика, которого еще относительно недавно высмеивал Фостер. — Она не имеет никаких способностей, как и ее дети! Они не «паразиты»!

Фостер насторожился, когда «теневой» поравнялся с Дмитрием, и его сухая жилистая рука судорожно вцепилась в военную куртку Лескова.

— Не сжигайте бараки в пятой зоне! — в голосе старика послышалась мольба. — Вы ведь кайрамы! Не люди! У вас должно быть сострадание к себе подобным. Хотя бы капля!

— Капля камень точит, — задумчиво произнес Дмитрий на русском, и старик, не понимая значения услышанного, немедленно отпустил его рукав. По телу пробежала дрожь.

— Сохраните им жизнь, умоляю, — прошептал он и наконец отошел в сторону.

Лесков не отреагировал: его взгляд был прикован к роботам, стремительно стекавшимся к главному зданию, а также крохотным на их фоне фигуркам солдат. Затем он извлек из внутреннего кармана куртки подготовленный шприц.

Когда над территорией базы разом взмыли шестеро кайрамов, внизу началась паника. Враг ждал нападения: здесь было сосредоточено наибольшее количество роботов. Словно по щелчку в небе появились беспилотники. Один из выпущенных снарядов угодил в Шевченко, который отвлекся, желая сбить несколько других. Мощный взрыв отшвырнул его в сторону, однако повредить чешую не смог. Это стало последним доказательством того, что оружие человека против дракона бесполезно.

Фостер с откровенным удовольствием наблюдал за тем, как пламя поглощает здание за зданием. В этом была какая—то безумная красота, и сейчас, глядя на происходящее, парень испытывал злорадство. Когда—то эти чертовы «процветающие» нашпиговали его свинцом, и только чудо позволило ему добраться до Польши, а затем до Лескова. В мгновение его жизнь была уничтожена, и ни один из мудаков Совета Тринадцати даже не задумался над тем, что Эрик мог находиться под внушением. Что же, теперь они поплатятся за свою ошибку. Главное, чтобы Лонгвей и Киву достаточно испугались, чтобы не вмешиваться.

Зрелище было жутким и эффектным одновременно. Белый дракон, более известный под именем Альберт Вайнштейн, атаковал преимущественно роботов и беспилотники. Он до последнего пытался сохранить в себе человека, и чужие предсмертные крики приносили ему боль. Беспилотники были опаснее, но ученый хотя бы не чувствовал себя монстром, убивающим тех, кто его слабее. Хотя в каком—то смысле именно эти самые «слабые» когда—то направляли самолеты на его родной город. И именно они, подчиняясь Совету Тринадцати, прислали в Петербург «костяных» и «ликвидаторов».

Что касается синего дракона по имени Жак, то он не церемонился. Ему было плевать, кого уничтожать — главное, чтобы тварей, объявивших на него охоту, больше не стало. Атаковал он не только пламенем: его телекинетические способности позволяли ему «размазывать» особо надоедливых вражеских полукровок. Те, попав под огненную лавину, моментально покрывались чешуей, поэтому то, что не сумело сделать пламя, завершал телекинетический удар. Жак едва ли не наяву чувствовал, как хрустят сломанные кости его противников.

Бордовый, почти коричневый дракон двигался медленнее остальных. Взмахи его крыльев были тяжелыми, пламя — более слабое. Это был самый старый кайрам из всех присутствующих, и возраст сказывался как на цвете его чешуи, так и на движениях. В отличие от Альберта Мицкевич полностью абстрагировался от вражеской энергетики. Теперь в его памяти была только его погибшая семья. Его маленький внук Владик, мечтавший стать моряком, его дочь Аллочка, работавшая преподавателем в школе, его супруга Наташенька, любившая по вечерам вышивать. Война уничтожила смысл его жизни, и лишь на несколько мгновений тусклые глаза старого кайрама наконец вспыхнули прежним огнем. Он наконец получил возможность отомстить за своих близких и теперь мог отправляться следом за ними.