В 1920-х популярность Новелло среди женщин настолько выросла, что, по крайней мере в Великобритании, он занял второе место в списке известных сердцеедов – сразу после Валентино[501]. В фильме «Крыса» (The Rat, 1925) Новелло исполнил роль парижского плохиша Пьера Бушерона с каким-то особенным темным эротизмом. Кроме того, пресса искусно полировала его образ, обыгрывая его способность понимать женщин и скрывая его гомосексуальность[502]. Так, в 1925 году газета Daily Mirror разместила рекламу нового журнала для девушек, Joy, «еженедельника о любви и юморе» от издательства Amalgamated Press[503]. Читательницам предлагали присылать свои фотографии, чтобы Айвор Новелло оценил их привлекательность. Каждая девушка, приславшая снимок, получила бы подписанный самим Новелло диплом, в котором бы определялось, «к какому типу красоты относилась ее внешность». Участницам также обещали денежные призы, а 300 счастливиц, больше всего походивших на идеал Айвора, получили бы шелковое нижнее белье. Читательниц уверяли, что возраст не имеет значения. Иллюстрировалось это объявление странным коллажем, на котором отделенная от тела голова Айвора была окружена девушками с нетерпеливо протянутыми руками[504].

В экранизации «Питера Иббетсона» режиссера Генри Хэтэуэя Гэри Куперу потребовалось приложить намного больше усилий, чтобы изобразить душевность и вечную любовь. Он не был создан для образа страдающего рокового мужчины. Если глаза Новелло сами собой наливались слезами, а тело будто ослабевало от беспомощности перед ударами судьбы, то Куперу были свойственны скорее живые и легкие движения. Поговаривали, что Купер даже считал: его зря выбрали на роль Питера Иббетсона. Тем не менее благодаря слаженной работе команды фильм добился успеха у зрителей[505]. В самом начале фильма мы видим титры на фоне чистейших прудов и плакучих ив. Сады и полные света горные луга намекают на чувственность и духовность. Сильное впечатление производит актерский тандем обходительного Купера и Энн Хардинг в роли Мэри, которая сохраняет хладнокровие даже в лентах, кудряшках и хрустальных блестках. Любовь и мечты молодой пары, возникшие перед лицом жестокой судьбы и мирских сложностей, одновременно трогательны и мучительны – именно так отзывались о фильме в 1930-х, и интернет-комментарии современных зрителей указывают, что сегодня ничего не изменилось[506]. Вера в жизнь души после смерти тела, вера в любовь, которая никогда не умирает, утешает многих.

Кто не мечтал о родственной душе, обычно представлял близость с человеком, который сумел бы по-настоящему его понять. Поколения девушек фантазировали, как будут вести глубокие беседы о смысле жизни с человеком, который отнесется к ним как отец-исповедник или священник, с сочувствием к выпавшим на их долю трудностям. Безусловно, эта фантазия была особенно популярна среди сельских девушек, в окружении которых едва ли были образованные люди (не считая викария). Женские секреты доверялись священникам в интимной атмосфере исповеди. Предполагалось, что человек со статусом священника или служителя церкви не представляет для женщины опасности, уважительно к ней относится и разбирается в безднах человеческой души. И молодые женщины ценили эти качества, позволявшие доверять мужчине.

Обет безбрачия не гасил, а скорее наоборот, поддерживал огонь фантазий о нарушении правил. Сюжет бестселлера австралийской писательницы Колин Маккалоу «Поющие в терновнике» (The Thorn Birds, 1977) выстроен вокруг любви Мэгги Клири к красивому священнику Ральфу де Брикассару[507]. Когда нас впервые знакомят с Ральфом, его называют «красивым» мужчиной с утонченными «аристократическими» чертами и свободно вьющимися черными волосами. Богатая вдова Мэри Карсон думает, что он «чародей» – священник ей чертовски нравится, но она понимает, что слишком стара для него. Тем не менее она флиртует с ним, думая: «Любопытно, очень многие священнослужители прекрасны, как Адонис, и влекут к себе женщин неодолимо, как Дон Жуан. Быть может, они потому и дают обет безбрачия, что боятся – не довело бы до беды такое обаяние?»[508] Но Ральф еще и умен, и мысли его так же изящны, как и внешность. Он знает, что «любой священник младше пятидесяти привлекает внимание томящихся от любви девушек», но шестидесятилетняя вдова не внушает ему опасений.

Мэгги Клири понравилась Ральфу, еще когда была маленькой девочкой. Он полагал, что ее молодость делает эту симпатию «безопасной». Но Мэри Карсон не так уверена в этом, и ее сомнения только усиливаются по мере того, как Мэгги становится подростком и сама влюбляется в священника. С годами их духовная близость только углубляется. Когда у Мэгги случается первая менструация, девушка пугается и решает просто игнорировать изменения, происходящие с ее телом. Именно Ральф рассказывает ей о половой жизни[509]. Их отношения становятся все опаснее. Маккалоу знала, что делала, создавая Ральфа Брикассара – идеальный объект женских фантазий. Он сногсшибателен в своих начищенных сапогах. Читательницы любуются его загаром и гибкостью, когда он предстает перед ними в шортах, и совсем теряют голову, представляя его в церковных одеяниях: в белом, в фиолетовом, в темно-красном. Верхом на лошади Ральф напоминает сказочного принца, а когда он оставляет своего скакуна, то разъезжает по округе на красных и серебряных спортивных машинах. Ральф чувствителен, крайне озабочен вопросами духовности, но его яркая и стильная мужественность выделяет его из рядов австралийских фермеров и животноводов – суровых мужчин, которые, как пишет автор, скорее будут спать на полу, чем на кроватях, словно мягкость матрасов угрожает их мужественности[510]. Ральф ведет «жестокую борьбу за душевную целостность и пытается подавить свои страстные желания усилием воли»[511]. Это позволяет Мэри выражать собственные сексуальные потребности, которые не удовлетворялись, потому что Ральф не изменял своим намерениям вернуться к карьере в Ватикане.