Когда Марья Дмитриевна решилась скрыть правду от старого графа Ростова и Николая, чтобы не допустить дуэли одного из них с Анатолем, она боялась не только за их жизнь – она считала себя обязанной пресечь разговоры о Наташе.

Когда Пьер ходил по залам Английского клуба и опровергал сплетни о похищении Наташи, он думал о том же: нельзя, чтобы Наташино имя повторялось чужими злыми языками.

Дуэль князя Андрея с Анатолем неизбежно вызвала бы новую волну слухов, а князь Андрей знает твёрдо: нельзя бросить тень на Наташу. Поэтому положение его так сложно: он не может не отомстить Анатолю, но не должен допустить разговоров о Наташе. Единственный выход для него – личная встреча с Анатолем, ссора, оскорбление; такая дуэль, которая хотя бы внешне не затрагивала Наташу.

Только это волнует его сейчас, только своим мщением он живёт. Но война началась – и как бы ни был князь Андрей занят своими страданиями, он просится у Кутузова в западную армию и едет, и по дороге заезжает домой, в Лысые Горы.

А там всё, как прежде, и это впервые раздражает князя Андрея: «его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы всё точно то же, до малейших подробностей – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома».

Но это только внешнее впечатление – на самом-то деле изменилось многое. «Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой…»

Плохо в старом доме Болконских. Князь Николай Андреевич отдалил от себя дочь, он мучает её и знает это, он чувствует свою вину и пытается оправдаться перед сыном. Но сын не хочет понять отца – впервые в жизни он осуждает его, и разговор кончается ссорой.

Кто прав в этой ссоре, кто виноват? Ведь разлад в семье начался со сватовства князя Андрея к Наташе, – старый князь не верил в Наташу и оказался прав! Эта его трагическая правота до сих пор стоит между отцом и сыном, до сих пор они не простили Наташу друг другу. Ведь это из-за неё у старого князя возникла злобная мысль: если Андрей приведёт мачеху Николеньке, пусть и у него будет мачеха. «Женюсь на Бурьен, чем не княгиня!» Наперекор сыну он приблизил к себе Бурьен и отдалил дочь, сын вынудил его на это, а теперь осуждает его!

Но, конечно, о подлинных причинах разлада – ни слова. Старик говорит о бестолковом характере дочери, князь Андрей – о том, что Бурьен – ничтожная женщина…

Поссорившись с отцом, князь Андрей уезжает на вой ну. Он не думает о войне, он занят мыслями о своём горе, о своём сыне: «Мальчик мой растёт и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим…» Нет в его душе места войне, он живёт в том же мучительном, замкнутом круге мыслей о Наташе и её измене – так он приезжает в лагерь Барклая де Толли.

Наташа тоже не думает о войне. Пережив долгие месяцы отчаяния и болезни, Наташа почувствовала, что «молодость брала своё: горе… начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим…»

Больше всех помог ей Пьер. Наташа боялась вернуться к жизни: «внутренний страж твёрдо воспрещал ей всякую радость», и это значит, что она осталась собой – той самой Наташей, которая всегда хотела понять, что плохо и что хорошо, хотела жить правильно и мучилась от сознания, что между нею и Анатолем нет нравственных преград.

Теперь нравственная преграда возникла между Наташей и всеми радостями жизни – она не пела, не смеялась, «все мужчины были для неё совершенно то же, что шут Настасья Ивановна».

Один Пьер мог преодолеть эту преграду, и не потому, что у него вырвались слова о любви к ней: она не верила в серьёзность этих слов, считала их простым утешением, но Пьер был ей нужен потому, что он всё простил ей за Андрея, что он видел её не той пропащей, погибшей, какой она сама себя видела, а прежней Наташей.

И Пьер тоже мало думал о войне. Он понял теперь, что любит Наташу, и это стало главным в его жизни. «Ну и пускай такой-то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю её, и никто никогда не узнает этого», – думал Пьер. В нём проснулся тот юноша, которого мы видели когда-то в гостиной Шерер, и кажется: не было этих семи лет ошибок, заблуждений, горестей – этот юноша толкает его, отставного московского камергера, на странные мысли. Пьер пришёл к выводу, что ему суждено убить Наполеона. Он вычислил это, всячески обманывая себя, как всегда обманывают себя люди, вычисляющие предсказания своей судьбы, – и теперь он ждёт того часа, который должен вывести его из «ничтожного мира московских привычек… и привести его к великому подвигу и великому счастью». Так он повторяет мысли и чувства, владевшие в прошлой войне князем Андреем, ему грезится свой Тулон, и в мечтах своих он недалеко ушёл от шестнадцатилетнего Пети Ростова, который «в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдёт в гусары».

Но и брат Пети Николай, теперь уже опытный гусар, хотя и участвует в сражениях, до сих пор не понимает, что это за война. Ещё недавно он собирался, исполняя волю родителей, выйти в отставку и приехать домой – там ждала Соня, и он радостно думал о тихой деревенской жизни: «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять-двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по воскресеньям!» – всё это представлялось ему счастьем; оно отодвинулось начавшейся войной, но Николаю и в голову не приходит, что эта война перевернёт всю его жизнь.

Он научился теперь «управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всём, исключая… предстоящей опасности». Как прежде Денисов жалел его, так теперь он жалеет молоденького офицера Ильина, ещё не умеющего преодолевать страх. Рассказы участников сражений вызывают в нём теперь то же презрение, с каким когда-то князь Андрей отнёсся к его рассказу о Шенграбенском деле: «Ростов… знал по своему и собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во-вторых, он имел настолько опытности, что знал, как всё происходит на войне совсем не так,