Гил стоял позади циклопа, стреляющего из ружья. Он почти физически ощущал, как возросло напряжение вдоль луча, когда шмелиное гудение ружья встретилось с гулом щита и вступило с ним в борьбу. Воздух, казалось, дрожал и шевелился, словно наделенное чувствами животное, только-только вступившее в жизнь. И внезапно щит, который циклоп избрал себе мишенью, мигнул дважды и исчез. Напряжение разрядилось вместе с ним. Наделенный чувствами воздух умер. Луч, упершийся теперь в ничем не защищенного музыканта, разметал его вишневой пылью.

Циклоп повел стволом чуть в сторону и прицелился в другой щит. Копьем рванулся луч, воткнувшись в броню музыканта. Атмосфера начала сгущаться снова. Проходили секунды, а щит оставался цел. Циклоп покрылся потом. Он помнил: есть вероятность, что и ружье, и щит исчезнут вместе, но никто не сказал ему, что при этом случится с ним самим.

Воздух запел.

Гил отступил на несколько футов.

И тут сноп чистого оранжевого света вырвался по дуге из щита и взорвался внутри ружья. Щит был разрушен, но звуковое ружье тоже. И популяр, который стрелял из него. Гил отвернулся от тела.

То здесь, то там повторялось бедствие, когда столкновение луча с полем уничтожало и ружье, и щит. Но где бы ни происходило такое, какой-нибудь другой фанатичный популяр становился в строй с новым ружьем и продолжал бой. Да, величайшая угроза для мятежников была преодолена. За этой ночью убийственного звука и ярости мог последовать только триумф.

— Шансы! — колоколом ударил голос Силача среди грома оружия.

— Девяносто четыре процента за успех! — выкрикнул в ответ Цыганский Глаз.

Гил отступил от шеренги стрелков, когда пал последний музыкант со щитом. На восточном конце площади началась отчаянная атака незащищенных музыкантов. Популяры радостно устремились туда, уверенные в неизбежной победе, воспламененные фанатизмом, доведенные до боевого безумия молитвами Силача — он выкрикивал им слова из Писания, мнимые священные слова, обещавшие божественное благословение их делу и их душам.

И не важно, что слова эти были написаны для древних солдат, павших давным-давно в отдаленных пропастью времени битвах прошлого. Павших за совсем другое дело.

Гил схватил Тишу за руку и потащил ее на край поля боя, к западному концу площади, примыкавшему к неоновым камням, которые все еще сияли — их питали собственные генераторы, упрятанные глубоко под землей.

— Пора к Столпу, — сказал он.

— А Рози? — спросила она.

— А что Рози?

— Мы не можем бросить его здесь!

— Он пытался убить меня, — напомнил Гил.

— Он был не в себе.

— Это я после драки с ним был не в себе!

— Он — мой брат.

Было в этом споре что-то ненастоящее, потому что на самом деле Гил не хотел оставлять мутанта здесь. Но и перспектива иметь его рядом удовольствия не доставляла. Рози мог все еще пылать боевым духом, все еще считать себя способным спасти город-государство, убив Гила. Тиша отстаивала противоположный взгляд так же неуверенно.

— Он мой брат, — повторила она слабым голосом.

— Ладно. Идем. Но нам придется поспешить.

Крепко держась за руки, чтобы толпа не разделила их, выбирая дорогу в тени и по свободным участкам, они двинулись к Башне Конгресса. Там у дверей несли вахту пятеро часовых с ружьями. Наверное, на их счету был не один десяток убитых — пораженные паникой музыканты, видя, что здание стоит по-прежнему, толпами бросались ко входу. Но звуковые ружья не оставляют после себя трупов.

К счастью, одним из часовых оказался циклоп, который отбивал наступление крыс в коридоре «Ф» неделю назад. Он вспомнил Гила и Тишу. Если бы не это, они и сами могли погибнуть.

— Что вы хотите? — спросил он, и голос его звучал отнюдь не так дружелюбно, как ожидал Гил.

— Силач сказал, что я могу доставить себе удовольствие, убив своего фальшивого отца, Грига, — ответил Гил.

Юноша подозревал, что его обман слишком прозрачен, но надеялся, что этому дикарю такой аргумент покажется логичным.

— Нам не положено…

— Силач приказал!

Циклоп окинул его внимательным взглядом:

— Ладно. Только поосторожнее. Они там внутри не знают, что тут делается. Мы не хотим раньше времени всполошить их.

— Да я тебе сам это говорил! — бросил Гил, проникая через матовые двери в гробовую тишину главного вестибюля.

Там внутри мирно спали музыканты, жившие в этой Башне, исходили похотью в своих сенсониках, безразличные к шуму снаружи. Гил остановился у центрального сердечника проверить, как чувствует себя Франц. Учитель был все еще без сознания. Гил не мог бы объяснить, почему его беспокоит безопасность старика; популяры захватят его в конце, как и всех остальных.

Они прошли к лифту и взлетели наверх на звуковых токах. На мгновение Гилу привиделось, что здание тает, как остальные Башни, что они с Тишей летят вниз в долгом-долгом безнадежном падении, подпрыгивают, ударяясь о перекрытия…

Но вот наконец и коридор, ведущий к комнате Гила, хотя сейчас он показался ему чужим и незнакомым. Теперь Гилу с трудом верилось, что он вообще когда-то жил здесь. Подойдя к дверям, он вдруг почувствовал себя мародером. Нет, скорее поклонником искусств, проходящим по заплесневелым залам музея, ибо это и был своего рода музей — последнее творение колонии музыкантов на Земле.

Он отпер замок опознавательной песней и приложил ладонь к открывающему устройству.

Панель скользнула в стену, открыв темноту, подсвеченную искусственными звездами.

В углу раскинулся сенсоник, круглый и зловещий.

А в центре комнаты был Рози…

…повесившийся на решетке для упражнений…

Несколько секунд они стояли, не веря своим глазам, не в силах принять случившееся как реальность и смириться. А потом Тиша зарыдала. Гил быстро прикрыл дверь и подошел к телу. Шея была вытянута прямо вверх, голова поднималась над плечами, как никогда не поднималась при жизни горбатого юноши. Шея была сломана.

— Но почему? — спросила Тиша.

Гил уже вкратце рассказывал ей об их столкновении. Теперь же, чтобы она могла раз и навсегда понять, что толкнуло Рози на самоубийство, он рассказал все подробно, стараясь излагать мысли горбуна теми же словами, как тот сам их формулировал, и объяснил заодно, как повлияла на него самого философия композитора.

— Давай хотя бы снимем его, — сказала Тиша под конец.

Гил нашел среди своих вещей акустический нож и, перерезав шнур, отскочил в сторону — тяжелое тело ударилось об пол, подпрыгнуло и застыло.

— Не плачь, Тиша, — сказал он.

— Но…

— У нас есть дело. А Рози сделал то, что хотел.