Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На вкус это как обычный активированный уголь, но зато впечатления – совершенно незабываемые! А главное – это реально работает! Я загадываю так новогодние желания уже много лет. Правда, до недавнего времени шампанское было детским, безалкогольным, но это совершенно неважно.
– Ты сумасшедшая, – фыркает Грэй. – У меня пепел на зубах хрустит.
– Ты что, никогда уголь активированный не ел? – смеюсь я.
– Предпочитаю но-шпу.
Я пожимаю плечами, а мужчина уже тянет меня к окну смотреть новогодние салюты.
– Как красиво! – восхищаюсь я, упираясь ладонями в высокий подоконник и задирая голову, чтобы лучше видеть.
– Очень, – соглашается Грэй, добавляет: – С новым годом! – а потом вдруг берет мое лицо в свои ладони, притягивает к себе и целует. Я даже ответить ничего не успеваю. А еще не успеваю испугаться. Но него веет таким теплом, нежностью и надежностью, что я просто позволяю этому произойти…
Второго, пятого и девятого января у меня снова экзамены, так что большую часть своего времени я трачу на подготовку, а когда не сижу за учебниками – просто ем и сплю. Энергии у меня сейчас совершенно нет – и это не только из-за напряженной интеллектуальной работы, но и потому, что после полутора месяцев в теплом солнечном Израиле январская Москва – так себе удовольствие. Выходить из дома совсем не хочется: на улице холодно, мокро и серо. Боже, и как только я буду жить в России, когда лечение Миши закончится, и нам всем нужно будет насовсем вернуться домой?!
– Совсем не обязательно возвращаться, – говорит Грэй.
– Это как, блин? – не понимаю я.
– Ну, я ведь буду работать в Израиле какое-то время, а потом где-то еще. Если мы продолжим встречаться, ты сможешь постоянно путешествовать, – объясняет мне мужчина, а я в ответ качаю головой:
– Звучит отлично, конечно, но… Ты ведь понимаешь, что мне нужно учиться, а потом работать?
– Понимаю, – он кивает. – Но ты в любой момент можешь перейти на заочное обучение. Или очно-заочное, в крайнем случае, чтобы присутствовать только на семинарах и контрольных работах… Ну и сессиях, конечно. А что касается работы – ты же будешь учителем по образованию, верно?
– Учителем младших классов, ага.
– Ты сможешь работать онлайн-репетитором из любой точки планеты, – Грэй пожимает плечами, как бы говоря: зачем привязывать себя к определенному месту, если можно побывать и пожить в разных?
– Мне почему-то кажется, что ты не любишь Россию, – хмыкаю я.
И тут он рассказывает мне про своего старшего брата: как Арсений сначала вырастил и воспитал его, практически заменив погибших в автомобильной аварии родителей, а потом пошел по кривой дорожке и изнасиловал свою бывшую, за что попал на пять лет в тюрьму.
– Скоро он выйдет, и я чувствую ответственность за него, как когда-то он чувствовал ответственность за меня, но Россия в моем сердце прочно ассоциируется с его поступком и с гибелью родителей…
– Понимаю, – киваю я и осторожно обнимаю его, прижимаясь грудью к его спине. Мне в одно мгновение вдруг становится намного яснее, почему он решил работать на комиссию по борьбе с торговлей людьми и спасать попавших в секс-рабство российских девчонок. Это смело и благородно. Но в то же время так грустно – чувствовать ответственность за судьбу другого человека, пусть даже самого близкого. Я понимаю его лучше многих, ведь я сама, чтобы спасти младшего брата от смерти, готова была пожертвовать своим физическим и психическим здоровьем…
Права ли я была? Не знаю.
Но знаю точно – теперь я в надежных и любящих руках, и Грэй поможет мне справиться со всеми сложностями.
Когда мы прилетаем в Израиль, Грэй решает встретиться и поговорить с доктором, который ведет Мишу в стенах Шибы.
Этого доктора зовут Николай, и он очень хороший доктор, но он лишь печально качает головой, когда мы с Грэем спрашиваем у него, нашли ли для Миши донора костного мозга:
– К сожалению, пока нет… Но мы не теряем надежды.
Вот только я ее теряю – о чем и говорю Грэю, когда мы остаемся наедине, и я тихо плачу у него на груди:
– Что же теперь делать? Миша умрет…
– Не умрет, – говорит Грэй твердо. – Давай займемся поисками вашего с Мишей отца. Что скажешь?
– Что, правда? – выдыхаю я.
– Конечно, – он кивает. – У меня пока нет работы под прикрытием, только координационная, у меня много свободного времени и по-прежнему есть связи… Попробуем. Но мне нужна вся имеющаяся информация о нем.
– Тогда тебе лучше поговорить с нашей мамой, – предлагаю я.
– Отлично. Так и поступим.
К концу февраля, когда у Миши заканчивается очередной этап химиотерапии, мы не слишком продвигаемся в поисках, и я уже совсем опускаю руки, но тут случается настоящее чудо: находится подходящий донор. Это совершенно незнакомый нам мужчина из Японии, который соглашается поделиться своим костным мозгом с моим братишкой.
После встречи с ним Грэй спрашивает:
– Мы по-прежнему будем искать вашего отца?
Я задумываюсь ненадолго, а потом качаю головой:
– Ты знаешь… нет. Имя и диагноз Миши фигурировали в огромном количестве средств массовой информации, в сводках фондов, в реквизитах сбора денег… И мы столько времени потратили на эти поиски. Если бы он хотел быть обнаруженным, если бы он хотел помочь своему сыну, если бы он хотя бы издали наблюдал за нашей жизнью, – он давно появился бы и предложил свою помощь… Я не хочу знать этого человека. Он предал нас и уже очень давно не является частью семьи.
– Наверное, ты права, – кивает Грэй, а я продолжаю:
– Зато ты теперь – моя семья. Я так благодарна тебе за все, что ты делаешь для меня и для моих близких… И я люблю тебя.
Эти слова даются мне непросто – сложно в первый раз признаваться в любви даже самому лучшему мужчине на свете, когда до него были только ложь, унижение и насилие, – но это мои искренние чувства.
Грэй в ответ прижимается своим лбом к моему:
– Моя девочка, я тоже очень люблю тебя, – а я обхватываю его лицо ладонями и прошу, заглядывая в глаза:
– Поцелуй меня, пожалуйста.
Он целует меня в губы – и я наконец полностью расслабляюсь, растворяясь в этом ощущении влюбленности и доверия.
Я счастлива рядом с ним.
Он спас меня из сексуального рабства в чужой стране.
Он спасает моего любимого младшего брата от рака – и я уверена, что мы победим эту болезнь еще до Мишиного одиннадцатого дня рождения.
О чем еще мне мечтать?
На пороге март. Погода в Тель-Авиве скоро станет совсем весенней, солнечной, но и сейчас уже, звездной ночью двадцать пятого февраля, из открытого окна веет теплом.