Все же я устал. Ну будьте же милосердны! Дайте передохнуть несчастному организму! Хотя бы вот тут, на старом кресле с потертой обивкой. И плевать, что на нем трухи и пыли больше, чем внутри, под обивкой! Эта труха мышиный помет прикрывает, а я…

Ой!

— Хватит разлеживаться! Ты сюда отдыхать или удирать приполз?

Вот ведь вредное существо! И правильно кошки крыс гоняют. Вот и я совсем недавно…

— Пошли-пошли! За мной! — Крысюк суетится прямо перед мордой, скачет, как мячик, не давая даже зубами клацнуть. Издевается, гад!

— Тут рядышком. Совсем чуть-чуть, — вдохновляет он меня. — Вот так. Сперва одной лапой, потом другой… Передними подтягивайся, задними отталкивайся. Показать, как это надо делать, или сам вспомнишь?

Нет, он точно издевается! Но, однако, двигаюсь в его сторону. А куда деваться? Не всю же жизнь проторчишь на этом чердаке! Тут пыльно, темно, душно, еды нет, пахнет плохо. Нет, такая жизнь не для меня. Конечно, кто-то скажет, что есть такое понятие, как родина, но…

— Тише. Не разбуди!

Чего? Кого? Ой, святые котаны! Глазам не верю. Впрочем, нос и уши говорят то же самое, значит, не галлюцинация. На этом чердаке живут! Вот ни за что бы не поверил, если бы не увидел своими глазами.

На каком-то старом одеяле, укрывшись не менее старым, потертым и местами проеденным мышами пальто, в уголке спал мальчишка лет десяти — одиннадцати. Тощий, грязный, патлатый, в каких-то лохмотьях, которые не снял для тепла. Нет, я все, конечно, понимаю, но…

И крысюк подбежал к нему, тревожно заглядывая в лицо и обнюхивая. Мальчишка зашевелился, чуть приоткрыл глаза, когда жесткие крысиные усы защекотали ему нос:

— А, Малыш, это ты! Где ты бегал? Я соскучился, — и погладил моего провожатого по спине.

Я так и сел. Нет, конечно, и так было ясно, что говорящая разумная крыса может быть только чьим-то духом-покровителем, но чтобы вот такого оборванца, прячущегося на чердаке? Впрочем, жизнь штука сложная. У каждого из нас своя судьба. Может, мальчишке повезет и он сумеет отсюда выбраться… во всех смыслах этого слова. Мне вот определенно пора выбираться. Так, где здесь выход?

Крысюк тем временем утихомирил своего подопечного, снова уложив спать, и догнал меня в несколько прыжков.

— Тут в двух шагах, — пискнул на бегу, — я провожу!

Кто бы спорил! Мне тоже домой пора. К этой… хм… которая… небось тоже переживает! Да и я не железный… А ведь должен был возмущаться тем, что вот так запросто кому-то сплавила своего ненаглядного Левушку! Но не получается. Привык. Эх, погубит меня моя доброта!

Утром Лилька проснулась от пристального взгляда и первым делом, открыв глаза, увидела над собой усатую морду.

— Мяу, — сказала морда.

— Мама, — обреченно прошептала студентка. — Ой… Ле… Левиафан? Ты?

— Мяу, — подтвердил кот, сидевший у нее на груди.

— Откуда ты взялся? — Девушка приподнялась на локтях, и пушистый ком скатился кубарем, зацепившись когтями за одеяло и стащив его вместе с собой на пол. — Ой! Мама! Ты же должен был… я же тебя сама…

Из скомканного одеяла доносились невнятные звуки — ворчание, пыхтение, иногда кашель и поскуливание, но на вразумительный ответ не походил ни один.

Нагнувшись, девушка за край приподняла одеяло, силой затаскивая обратно на кровать и заодно вытряхивая из него кота. Тот вывалился пушистым шаром, обиженно встряхнулся и сел с оскорбленным видом вылизывать заднюю лапу.

— Ты откуда взялся? Сбежал? — продолжила допрос девушка.

Кот одарил ее мрачным взглядом исподлобья и от задней лапы перешел к животу, вылизывая шерсть.

— Ты что натворил? Как ты вообще смог? — восклицала Лилька. — И что мне теперь делать?

Она вспомнила свой сон. Сначала все было мутным, серым, непонятным. Она словно брела в тумане, не зная даже, в какую сторону надо идти, чтобы хоть куда-то попасть. В сером мареве мелькали какие-то тени, образы: то люди у костра, то живописные развалины, то кладбище, то отдельно стоящие деревья, то бродили лошади и бегали собаки. Потом внезапно возник силуэт рыжеволосого мужчины с горящими, как угли, глазами. Угли полыхали зеленым некромантским огнем, но от них исходило тепло. Мужчина был довольно плотного, даже упитанного телосложения, но такой надежный, такой родной. Он обнял девушку и повел ее куда-то из тумана прочь, навстречу голубому небу, оранжевому солнышку, зеленой травке…

И только она порадовалась, что в ее жизни все будет хорошо, что дальше она пойдет вперед рука об руку с самым любимым в мире мужчиной… как — здрасте пожалуйста — добро пожаловать в реальный мир!

— И что мне делать?

Кот ничего не ответил, только выразительно побурчал животом и перешел к вылизыванию у себя под хвостом.

— У меня сессия… свидание… подготовка к практике, — перечисляла Лилька свои планы на день, а тут ты. — А у Виктора аллергия на кошек. Понимаешь? Он — моя судьба, а ты…

Кот еще громче забурчал животом и занялся наконец своим хвостом.

— Ты, конечно, мне тоже нравишься. — Девушка со вздохом спустила ноги на пол, пошарила в поисках тапочек. — Но пойми, я не хочу остаться старой девой в компании сорока кошек!

Левиафан отвлекся от увлекательного занятия выкусывания репьев из шерсти и обвел взглядом пространство: дескать, где ты видишь еще тридцать девять пушистых конкурентов?

— Я замуж хочу. — Лилька отчаялась найти тапочки на привычном месте и, перегнувшись, принялась шарить под кроватью, выволакивая на свет одну за другой свои вещи. — Мне двадцать один год. Двадцать два уже скоро! Некоторые в этом возрасте уже второго ребенка нянчат, а я…

— Мря-ря-ря, — наконец-то соизволил ответить кот.

— А вот и нет! Образование можно и заочно получить! — бубнила Лилька, по-прежнему перевесившись через край и шаря под кроватью. — И потом, если у женщины есть муж и дети, остальное ей как бы не… Ой.

Что-то небольно, но ощутимо пихнуло ее в затылок. Девушка выпрямилась и уставилась на тапочку, которую в зубах держал Левиафан.

— Ня, — сказал кот, выплюнув тапку, и ушел в угол, откуда скоро вернулся, волоча вторую.

— Спасибо, — оторопела девушка, надевая обувку.

— Мрым! — тоном «спасибо не булькает!» отозвался кот и направился к тому месту, где еще вчера стояла его миска. Сейчас там было пусто во всех смыслах этого слова. Ни кормушки, ни поилки, ни тем более их содержимого. Левиафан сел перед этим местом и осуждающе посмотрел на хозяйку.

Лилька вздохнула и поплелась к шкафчику, где хранила посуду и кошачий корм. Заклинание заморозки еще действовало, так что несколько кусочков курицы и рыбья голова прекрасно сохранились. Пока девушка думала, что разморозить в первую очередь, кот подпрыгнул и в прыжке выбил у нее из рук то и другое. Рыбья голова исчезла в его пасти еще в полете, не успела хозяйка ахнуть. Смерзшиеся в один комок кусочки курицы Левка мужественно накрыл животом и подгреб под себя лапы и хвост, сдавленно рыча сквозь стиснутые на рыбе челюсти. Поскольку голова оной все-таки в пасти целиком не поместилась, наружу остались торчать только ее челюсти, что придавало рыжему коту фантастический вид.