Но лишь несколькими неделями позднее в том же году большая победа в Орше, которой добились литовцы под командованием князя Константина Острожского – самого могущественного православного русского магната при поддержке польских войск, совершенно изменила ситуацию. Приветствуемая даже в далеком Риме как решающая победа западного мира, эта битва не вернула Смоленск, утраченный почти на век, а заставила императора принять решение в пользу того, что с Ягеллонами следует добиваться взаимопонимания, и переговоры начались на соборе, который открылся в Пожони (Прессбурге, с 1919 г. Братислава) в Венгрии (с 1919 г. столица Словакии), где Сигизмунд с польскими и литовскими советниками присоединился к королю Венгрии и Чехии.

Этот собор 1515 г. можно назвать первым Венским конгрессом, состоявшимся за 300 лет до знаменитого I Венского конгресса, потому что он был закрыт в столице Австрии после того, как Максимилиман I встретил своих гостей у границы. Последствия этой встречи были первостепенной важности для истории Центрально-Восточной Европы. Три монарха, все выдающиеся гуманисты, понравились друг другу после личного знакомства. Император пообещал больше не поддерживать ни великого князя Московского против Литвы, ни Великого магистра в Пруссии против Польши, а действовать как дружественный посредник, посоветовав Альбрехту отдать дань уважения королю и Василию III, чтобы остановить его агрессию. За эти уступки, сделанные Сигизмунду I, Максимилиан, разумеется, ожидал какую-то компенсацию в отношении своего престолонаследия в Венгрии и Чехии. Но такой договор, который гарантировал бы такое право на престол Габсбургам после угасания старшей ветви Ягеллонов, не был подписан в Вене. Была только отпразднована двойная свадьба. Единственный сын Владислава II Людовик женился на внучке императора Марии, а сам Максимилиан – per procuram на дочери Владислава Анне, выступив в роли жениха вместо одного из своих внуков Карла или Фердинанда.

Эти брачные союзы, конечно, усилили влияние Габсбургов и увеличили шансы на их престолонаследие в обоих королевствах, но в 1515 г. было невозможно предвидеть, какая династия угаснет первой. Владислав умер в следующем году, а Фердинанд Австрийский, который в конце концов женился на его дочери, вскоре начал сколачивать прогабсбургскую партию среди венгерских магнатов. Но прежде чем судьба Венгрии и Чехии была решена, Сигизмунд I, как наставник своего племянника, получил возможность сыграть довольно важную роль в выборах императора в 1519 г. после смерти Максимилиана I.

Польша не хотела снова отталкивать Габсбургов и надеялась, что Карл V продолжит политику, которой обещал следовать его дед на Венском конгрессе в 1515 г., поэтому, хотя и не был решен прусский вопрос и не был заключен мир с Москвой при посредничестве Габсбургов, польские посланники на Выборный сейм в Аугсбурге, действуя совместно с представителями короля Чехии, сумели не встать на сторону французского кандидата Франциска I. Новый император, чьи главные интересы были на Западе, ни разу не выступил против Ягеллонов и продолжал отправлять делегации в Москву с предложениями заключить мир, которые представлял знаменитый Сигизмунд фон Герберштейн. Но, как и неудачные папские интервенции, продиктованные иллюзорными надеждами склонить Москву к религиозному союзу, эти дипломатические акции так и не добились конкретных результатов и едва ли способствовали заключению перемирия в 1522 г., которое не возвратило ей территории, захваченные у Литвы. Более того, Польше в 1519 г. пришлось принять решение в пользу начала войны с Великим магистром, который не только отказывался отдавать дань уважения, но и строил заговоры со всеми ее соседями в расчете на одновременную агрессию. Когда эта война оказалась безрезультатной, здесь тоже пришлось подписать в 1521 г. договор о коротком перемирии. Договорились, что снова Габсбурги вместе с королем Венгрии и Чехии Людовиком (Лайошем) II выступят как посредники. Но на самом деле, как и в прошлом, они благосклонно относились к Тевтонскому ордену, и Фердинанд лишь ждал изменения ситуации в Венгрии, чтобы выдвинуть давние притязания своей династии. Такое изменение, придавшее еще больше значения Венским решениям от 1515 г., произошло в 1526 г., которому предшествовал в 1525 г. совершенно неожиданный поворот событий в прусском вопросе.

По сравнению с Ягеллонами и Габсбургами, двумя главными соперниками в Центрально-Восточной Европе в начале XVI в., династия Гогенцоллернов имела довольно ограниченные возможности действовать в этом регионе. Да, они правили в Бранденбургской марке около 100 лет. Но эта изначально славянская территория теперь была почти полностью германизирована, за исключением маленькой группы лужицких сербов на границе между Бранденбургом и Саксонией. Планы обретения польской короны для представителя Гогенцоллернов вскоре после их воцарения в Берлине рухнули, и как выборщиков их интересовали главным образом проблемы Германии. И именно в далекой Франконии рядом со швабской колыбелью этого рода младшая ветвь Гогенцоллернов правила крошечным маркграфством Ансбах.

Однако это был именно тот представитель этой боковой ветви, который в качестве Великого магистра Тевтонского ордена перевел свою активность в Пруссию и возродил давний конфликт ордена с Польшей. Постепенно ему пришлось осознать, что ни папа, ни император не хотят или не способны оказывать какую-то большую, чем моральную, поддержку разваливающейся общине когда-то могущественных рыцарей-крестоносцев, и, прежде чем истекло перемирие 1521 г., Альбрехт Гогенцоллерн принял решение полностью развернуть на 180 градусов свою политику, тем самым раскрыв свои истинные личные и династические амбиции. Полностью сознавая, какой прогресс совершило лютеранство в Пруссии, он сам присоединился к новой вере, распустил орден и сделал его прусские земли светским маркграфством. Разумеется, ему нужен был защитник от притязаний тех, кто еще оставался членом ордена в Германии, где был выбран другой Великий магистр, а еще больше – от возмущения Рима, которое разделял Карл V. Такую защиту он мог найти только в Польше. Поэтому он теперь был готов признать границу, установленную в 1466 г., и сюзеренитет короля, признанный, в свою очередь, как наследный титул маркграфа Прусского.

Решение, которое пришлось принять Сигизмунду I, было очень непростым. Будучи ярым католиком, который недавно подавил лютеранское восстание в Гданьске, он был глубоко потрясен отступничеством Альбрехта. Но с другой стороны, это было уникальной возможностью наконец избавиться от традиционно враждебного ордена и обрубить все узы между той частью Пруссии, которая не была напрямую подчинена власти короля Польши, и любой иностранной державой. Когда Альбрехт принял условие, по которому маркграфство должно передаваться по наследству только по Ансбахской линии Гогенцоллернов и должно быть возвращено польской короне после смерти потомков мужского пола его самого и его троих братьев, было достигнуто соглашение. 15 апреля 1525 г. на рыночной площади Кракова маркграф дал вассальную присягу королю, что он отказывался делать, будучи Великим магистром.

Воцарение Гогенцоллернов в Восточной Пруссии оказалось чрезвычайно опасным для Польши. Ее собственная провинция Королевская Пруссия – ранее Польское Поморье – теперь находилась между владениями двух ветвей одной и той же честолюбивой немецкой династии. Вскоре стало очевидно, что электоральная ветвь в Бранденбурге теперь будет считать своей главной целью получение наследных прав в Маркграфской Пруссии, что было бы первым шагом в направлении создания новой великой державы за счет Польши и других средств для осуществления проникновения Германии глубоко в Центрально-Восточную Европу.