Другая причина, по которой пьеса так глубоко проникает в наши сердца, состоит в том, что она появилась на свет не так давно. Она была написана в 1867 году, то есть в период, следующий сразу же за временем Кьеркегора и вобравший в себя рождение Ницше и Фрейда. Как и пророки той эпохи, которые из девятнадцатого века обращались к веку двадцатому, так и эта драма поднимает те важнейшие проблемы, с которыми современный нам человек двадцатого века вынужден сталкиваться.

Через весь миф о Пере Гюнте и через ибсеновскую драму красной нитью проходит тема потери человеком самого себя, а также тяжелого и трудного процесса поисков и обретения своего «Я» заново. Ибсен формулирует это кратко, и за этой формулировкой скрывается столь же простой и глубокий смысл: «Проблема состоит в том, как быть самим собой». Это звучит очень «по Кьеркегору», и у нас сразу же возникает мысль о том, насколько большое влияние оказал на Ибсена другой скандинав того времени – Кьеркегор. Один из переводчиков Ибсена – Майкл Майер – говорит, что тот почти не читал Кьеркегора, а понимал его еще в меньшей степени. Но Майер также проницательно замечает, что очень многие авторы испытали внешнее влияние со стороны других писателей, которых понимали только отчасти, именно на бессознательном уровне. Я бы пошел еще дальше и утверждал бы, что многие авторы оказались подвержены большему влиянию со стороны тех писателей, которых они понимали только частично, чем других, которых они понимали полностью, так как первые заставляли этих авторов прокручивать в голове снова и снова те моменты, которые ощущались как незаконченные. Самое серьезное влияние мы испытываем тогда, когда что-то захватывает нас целиком и полностью на таком уровне, который Юнг назвал бы «коллективным бессознательным». Кьеркегор настолько близок к каждому из нас, живущему в двадцатом веке, что его самого бывает трудно разглядеть. Живя в Дании всего за двадцать лет до выхода в свет рассматриваемой драмы, Кьеркегор оказал на людей такое влияние, эхо которого остается очень интимным, личным и субъективным. Потеря самого себя – это центральная тема Кьеркегора: самому безжалостному осуждению он подвергает тех, кто склонен к конформизму.

Драма начинается с того, что юный Пер Гюнт хвастливо говорит своей матери о том, как он скакал на спине дикого оленя по горному хребту Гендин, затем вниз по леднику и через утес к пропасти. Поначалу мать верит этому и сильно тревожится, но затем понимает, что Пер опять – как и всегда – просто бахвалится впустую.

Затем Пер отправляется на свадьбу своей бывшей девушки, хотя он и не был в числе приглашенных на это празднество. Ибсен сразу же в самом начале пьесы живописует картину уязвленного самолюбия, которое так характерно для мужчин такого типа, то, насколько чувствителен такой человек к любому унижению и таким образом уязвим. По пути к деревушке, где должна состояться свадьба, пролегавшему по сельской дороге, Пер говорит самому себе:

Он далее слышит голоса приближающихся людей и прячется в придорожных кустах. Несколько гостей, несущих с собой подарки, проходят мимо него, направляясь на свадьбу и при этом обсуждая его. Один из них – мужчина – говорит: «Отец пьянчуга был, ума лишилась мать», ему отвечает женщина: «Ну как сынку бездельником не стать?»

Залившись краской от стыда, Пер дергает плечами и нарочито хмыкает: «Пусть их. Мне не жалко. От этой болтовни ни холодно, ни жарко». Затем, лежа в траве, он пытается успокоить свое уязвленное самолюбие, глядя на облака и фантазируя:

Очень важно не спутать личности Пера Гюнта и Уолтера Митти[140]. В человеческом типаже Пера Гюнта нет ничего от Уолтера Митти – люди этого типа на самом деле обладают истинными талантами. Конечно, им свойственна этакая разухабистость, но они используют свои сильные стороны – поскольку они у них есть – вхолостую, чему Пер Гюнт и дает пример. Он – сильная личность с сильно уязвленным самолюбием, которая старается обрести себя (Пер Гюнт будет давать нам понять всевозможными способами), несмотря на надлом, трещину в своем представлении о самом себе (я использую здесь слово «трещина» в смысле расщелины в земле). Такие люди никогда ничего не достигают не потому, что они бесталанны, а потому, что они всегда являются отражением. Их миф полностью состоит из утешения самих себя. Только кто-то другой способен оценить их, проверить, насколько они состоятельны в жизни, но не они сами. Они похожи на автомобиль, в котором двигатель крутится впустую, так как он не подсоединен к остальным частям машины.

Попав на свадьбу, Пер Гюнт встречает там Сольвейг, которая, будучи еще девочкой, обречена на то, чтобы вернуться в повествование пьесы и стать ее героиней. Пер испытывает ощущение странного экстаза от этой первой встречи, как будто после испытанного подземного толчка:

Он просит Сольвейг потанцевать с ним такими словами, которые почти одни только и выглядят искренними в первой половине драмы. Она ему отказывает, но испытывает к Перу очевидную глубокую симпатию. Несмотря на то что он вскоре снова начинает бахвалиться перед другими молодыми парнями («Взметнусь, как ураган, застигший на дороге / И все вы мне падете сразу в ноги»), окажется, он не сможет забыть Сольвейг до самого конца драмы. Из психотерапевтической практики видно, что в каждом человеке – неважно, насколько его личность может быть исковеркана неврозом или психозом, – остается тот уголок души, в котором продолжают жить искренность, честь, человеческая отзывчивость, тот центр, в котором сохраняется способность любить. И именно этот центр в душе Пера был в тот момент затронут.