Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С тех пор, как «Ред Уингз» в последний раз приезжали в город, руки Майка начали немного дрожать. Не все время и даже не каждый день. Наверное, стоило рассказать врачам. Из головы уже выветрилось, как чертовски раздражает, когда они смотрят взглядом «мы знаем что-то, чего не знаешь ты», который означает, что грядет впечатляющее количество диагностических тестов и ответ, в лучшем случае, через недели. Кроме того, может и прозвучать окончательное «тебе пиздец», потому что, не дай бог, сломанное тело Майка выкинет очередной выкрутас, который доктора сразу распознают. О нет, его тело не ищет легких путей.
Если он расскажет об этом Лиаму, тот будет волноваться. Он не станет путаться под ногами, как в прошлый раз, слишком молодой и слишком упрямый, не в силах справиться с чувством беспомощности. Его просто не будет рядом, потому что ему надо быть в Детройте большую часть года. Прошлым летом он провел в Минни месяц и хорошо справился с парой приступов Майка. Суетился во время первой мигрени, пытаясь помочь — не помогло — а в следующие разы ходил на цыпочках по дому, как ребенок в комендантский час — чертовски полезней, чем большие грустные глаза, устремленные на Майка, с невероятным желанием исцелить его силой своего взгляда.
Если он расскажет Лиаму о треморе, тот будет волноваться и полезет куда не надо. Майк жрет таблетки, много таблеток, настолько много, что хватит на аптеку или даже парочку, и порой сомневается, что действие одной не блокирует другую. Врачи начали выписывать больше рецептов. Нет смысла говорить Лиаму, вдруг тремор просто пройдет.
Предугадать, когда возникнет тремор, трудно. Чаще всего это происходит во время выполнения аккуратной работы, требующей сосредоточенности. Худшее из возможного. Ага, удача Майка — одна сплошная хуевина. Процесс приготовления пищи становится затруднительным и опасным. Однажды Майк так и застыл перед разделочной доской, руки дрожали слишком сильно, чтобы держать нож.
В последнее посещение магазина Майк проводит добрых пять минут, глядя на уже нарезанные овощи в продуктовом отделе, и ему кажется, что он сдается. И теперь сожалеет об этом: перед ним на столе целый ящик прекрасных овощей, которые он может в итоге испортить и выбросить, и риск порезать свою чертову руку. Он с упорством притворяется, что тремор просто хуйня, и все скоро пройдет, а это не так. Майк упрям, но он не гребаный идиот, и ему нужны его руки, даже если они и начинают предавать его.
В конце концов, то, что Лиам в городе, дает овощам шанс. Майк собирает ингредиенты, а Лиам слоняется от безделья, стуча пятками по ящикам, как делает всегда, когда Майк готовит. Майк практически опустошает ящик с овощами на стойке.
— Курица с салатом? — спрашивает он.
— Звучит неплохо.
— Ты режешь овощи, — говорит Майк.
Лиам бросает на него преувеличенно шокированный взгляд.
— Ты доверяешь мне порезать овощи?
— Скорее, проверяю тебя, — отвечает Майк. — Ты же говоришь, что сам себя прекрасно кормишь, хочу доказательств.
— Грубо, — ворчит Лиам, но соскальзывает со стойки.
Майк кладет куриные грудки в духовку, пока Лиам строгает овощи. Майк не очень верит в навыки Лиама в обращении с ножом, и когда тот в третий раз бормочет себе под нос «да иди ты!», довольно хмыкает.
— Ты искромсал бедные овощи, — констатирует он, глядя на месиво из красной влажной мякоти, которая должна была стать ломтиками помидоров.
Лиам хватает часть и засовывает в рот.
Майк поднимает брови.
— Разве не в этом суть шинковки? Я проделал отличную работу, — Лиам машет рукой на оставшиеся помидоры.
По личной градации Майка, оставшиеся помидоры выглядят ни прекрасно, ни даже хорошо, но, хотя бы они не похожи на жертв кровавого убийства.
— А как же улики, которые ты только что засунул себе в рот?
— Где доказательства? Я не понимаю, о чем ты говоришь, старина.
Майк закатывает глаза.
— Ничего нет, видишь? — говорит Лиам и высовывает язык.
— Тебе три или ты глотатель? — спрашивает Майк, смеясь. Несмотря на внутреннее сопротивление, он очарован Лиамом, как и всегда, когда тот в дерзком ребяческом настроении.
— Не думаю, что есть правильный ответ на этот вопрос, — отвечает Лиам, прежде чем встать на цыпочки, поцеловав Майка в подбородок. Классическая попытка отвлечь.
— Возвращайся к работе, — советует Майк. — Надеюсь, ты не планируешь съесть этот огурец целиком? — Еще до того, как закончить фразу, Майк понимает, что у Лиама на кончике языка вертится шутка про огурец и решает опередить: — Не играй со своей едой.
Хихикая, пацан возвращается к нарезке, а Майк изучает содержимое холодильника, пытаясь решить, что будет подано на десерт. Есть ягоды, и это обрадует нутрициолога Лиама, хотя сам он будет дуться из-за того, что не получит фаст-фуд.
Майк приправляет картошку, пока Лиам рубит овощи.
— Как я справился? — спрашивает Лиам, размахивая рукой над неумело беспорядочно нарезанными овощами, как только картофель оказывается в духовке.
— Ну что ж… — начинает подводить итог Майк.
— Эй, будь со мной поласковее.
— Уверен, что они съедобны.
Лиам смеется.
— Быть поласковее не твое, — жалуется он, но несерьезно. Его рот красный и влажный, Майк подозревает, что если проверит контейнер с малиной, ему не понравится то, что он найдет, или что не найдет. Лиам превратил все в игру: сколько он сможет слямзить, прежде чем Майк заметит?
Он целует Лиама и чувствует вкус терпкой малины. Лиам с озорной улыбкой, как будто знает, что его только что поймали, вжимается телом в Майка, словно оно намагничено. Так было всегда, это льстит и пугает в равной мере. Он, кажется, чувствует, насколько плохо это скрывает.
— Ты ел малину, сопляк? — рычит Майк ему в рот, и Лиам улыбается шире, снова целует его, отвлекающий маневр, потому что точно знает, насколько это эффективно.
Ужин проходит в теплой обстановке. Салат, вероятно, был бы лучше, если бы каждый кусочек огурца и помидора не был размером с цент, но курица Лиама знатно приправлена, по крайней мере, Майк мог судить, не пробуя ее на вкус. Его желудок в последнее время работает плохо, еще один побочный эффект от лекарств, поэтому его порция курицы раздражающе постная. Майк купил немного пива для Лиама — его вкус стал намного лучше, чем в восемнадцать лет. Детройт, похоже, научил его ценить хороший IPA. Сделав глоток, он целует Майка. На языке тут же тяжело расцветают ароматы: пиво, паприка, все то, что Майк не может есть сам.
Он мог бы возмутиться. И возмущается