– Ну, ты и…

– Что – и? Коварный злодей, пожиратель младенцев? Да и пусть! На то я и темный. Мы делали, что могли – время поджимает, а тут еще эта Шойна… Ты должен встретиться с князем, будучи не измочаленной тряпкой, а уже обладая силой дарэйли. Полдела сделано.

– Полдела?! – возмутился я. – И какова же будет вторая половина?

– Надо еще, чтобы ты осознал свою сущность и научился контролировать.

– Да провались она…

– В небо! – подсказал Орлин. –  Ну, летать-то я дракона научу. Если он меня не сожрет в процессе учебы. По легендам, это очень прожорливые чешуйчатые «птички».

Контролировать себя я принялся немедленно. Очень уж кулаки зачесались.

– Идем вместе? – испытующе глянули угольные глаза железного рыцаря.

Я кивнул. Да и куда я от них денусь? Чтобы разнести Сферикалы в прах, нужна армия свободных дарэйли, или хотя бы полусотня для начала. «Ты лукавишь, как твой создатель, Райтэ», – зашевелился внутренний голос. Да, признался я себе. Никуда я не денусь от тех, кто стал как братья. И ведь самое странное – не только по крови мы чужды, но и по духу. Что же нас роднит? «Гончары!» – стукнуло по темечку. Изнутри.

***

Через неделю отряд Верховного достиг берега реки, от которого уходила через лес выжженная полоса.

Ноздри Сьента хищно раздулись, он улыбался тонкой змеиной улыбкой, а в его руках играл причудливыми гранями, отражая солнечные лучи, крупный кристалл аметиста, выловленный из реки одним из его дарэйли.

Вскоре коллекция находок пополнилась не менее крупным сапфиром, испорченным причудливыми трещинами, и серебряной фигуркой, изумившей Верховного. Он немедленно призвал иерархов сфер Логоса и Огня.

– Посмотрите на это, братья. Кто мог подумать? – протянул он фигурку на ладони.

Рыжий иерарх сферы Огня рассмеялся:

– Теперь я понимаю, почему в рунных построениях Ионта были так причудливо замешаны аспекты по меньшей мере трех сфер.

– Не может быть! – пробормотал Глир. – Авьел говорил…

Спохватившись, он замолчал под прищуренным взглядом льдистых глаз Верховного.

– Так что же говорил наш погибший брат? – приподнялся в улыбке уголок тонких губ Сьента.

– Император работал с кругом власти, создавал идеального завоевателя, как и требовалось Сферикалу.

– Ионт всегда отличался изощренным чувством юмора, – Верховный убрал фигурку в карман. Надо показать находку Шойне, она оценит.

И дарэйли оценила. Ее глаза вспыхнули небывалым восторгом:

– Да, это царственная сущность! Вот почему на принца так слабо подействовал мой яд.

Верховный не разделил восторга:

– Возможно. Я бы очень хотел захватить Райтегора живым, Шойна. Он дважды прошел Врата, и я хочу знать, как это ему удалось. Иди и сделай, о чем мы говорили.

Серебристо-черная змея заскользила по просеке, словно поток отравленной воды, и вскоре растворилась в густой чаще леса.

Мариэт, наблюдавшая издалека, отвернулась, когда Сьент подошел к ней, подбрасывая игрушечную фигурку в ладони.

– Ты ничего не хочешь сказать мне об этом, девочка? – показал он находку.

Дарэйли жизни, глянув мельком, пожала плечами и промолчала.

Желваки на скулах Гончара заиграли, но он сдержал гнев.

– Ну хорошо, Мариэт. Когда все закончится, мы всех поймаем и выживем при этом, я обещаю, что Ллуф станет твоим дарэйлином, если ты и он этого захотите. Но мне кажется, ты не любишь его.

– Я… не знаю, – покраснела она.

Верховный взял ее руку, обтянутую перчаткой.

– Я – знаю. Я – Гончар, милая, ты все время об этом забываешь. Если бы я не чувствовал, не понимал, не видел твою душу до самого дна, то не смог бы осознать твою сущность и вернуть миру. Ты еще не встретила своего дарэйлина. Ты пожалела Ллуфа, он – тебя, вы оба помогли друг другу, но его сущность чужда тебе. Он – застывшее совершенство, а ты – сама жизнь, вечно изменяющаяся, чувственная. Я не мог допустить его влияния на твою силу до того, как ты сама все поймешь. Но за тебя я волнуюсь даже меньше, чем за него.

– Я всегда знала, что не волную тебя! – тут же вознегодовала девушка, забыв, как сердита на этого чудовищного человека. – Чем я для него опасна? Мы оба светлые!

Он засмеялся:

– Милая, ты поглотишь его, как водоворот жемчужину, и даже не поперхнешься, а мы потеряем нашего прекрасного мальчика.

– Но ты обещал, что выбирать – нам.

– Обещал, – вздохнул он, уже жалея, что дрогнул перед немым укором синих глаз. – И мне заранее его жаль. Даже скала не выдержит твоих бурь, треснет и рассыплется, веришь?

Она фыркнула и выдернула руку.

– Не верю! Я тебе уже вот ни на столечко не верю, Сьент. А почему ты приказал не убивать принца?

– У меня есть предчувствие, что не стоит этого делать, как бы хуже не вышло. Его надо ослабить. Ты поможешь мне?

– Конечно, – ее голос снова стал сухим и безжизненным, как сломанная ветка. – Рабы обязаны слушаться своего хозяина.

И Верховный в сердцах зашвырнул серебряную фигурку дракона в кусты.

***

Не мог я примириться с такой сущностью, никак не мог! Не утешало и то, что, если верить моим друзьям, по мощи драконы почти не уступали огненным дарэйли, и в воздухе грознее их оружия почти не было, и хитры эти твари настолько, что и самого хитроумного из сферы Логоса почти заткнут. Почти! Это слово действовало на меня, как красная тряпка на быка.

Терпение лопнуло, когда Луана преподнесла мне подарок в честь инициации: серебряного дракончика. Хорошенькая такая тварюшка: вся в шипах, зубы в пасти не помещаются, живот толстенный, лапы короткие… А крылья! Как эти жалкие отростки такую тушу в небо поднимали?

Я зажмурился, вспомнив полет лунной девушки и ее крылья – потоки перламутрового света. И представил рядом с ней дракона в натуральную величину. Захотелось сдохнуть немедленно.

– Они красивые, Райтэ! – успокаивала Луана, тщетно пытаясь погладить серебряную фигурку. Не найдя свободного от рогов, шипов и встопорщенной чешуи места, чмокнула вместо дракончика меня в щеку и, рассмеявшись, ушла.

Через полчаса она уже не смеялась: обиделась, что подарок остался на том привале. Даже призывать не стала: выбросил и выбросил.

Ллуф, приняв мои извинения, тут же снова оскорбился, когда я не стал брать его алмазный подарок. Не признаваться же ему, что я из его рук, украшенных тончайшими браслетами, как у девчонки, совсем ничего не хочу брать.

Браслеты я заметил только недавно, и они мне особенно не нравились. Взгляд то и дело за них цеплялся, пока я не понял, что они вызывают смутное чувство опасности. Какое-то оружие? Но спросить об этом у Ринхорта я не решался. Еще подумает, что я девчачьими цацками интересуюсь. И почему я их раньше не замечал?