– Он темный, а она – светлая.

– И что?

– Она – та же сущность, что у него. Две разделенные стороны одной сущности гасят друг друга. Как добро уничтожает зло, а свет – тьму. Потому жрецы убивают наших кровных братьев и сестер.

– Чтобы мы не убили потом друг друга?

– Я бы назвал это иначе – чтобы не извели, силу не погасили.

– То есть, мы стали бы нормальными людьми, если бы выросли вместе с братьями? – загорелись у меня глаза.

– Вряд ли, – Ллуф качнул головой, и его белые волосы колыхнулись, как речная струя. – Дарэйли, исчерпавший силу, умирает.

Как все неправильно с нами! Я выпрямился, прищурившись на запыхавшихся единоборцев. Ринхорт, взяв девушку за плечи, что-то ей объяснял.

В котелке булькнуло как-то слишком сильно. Я опустил глаза: вместо корешка, вымытого, наконец, каменным хранителем, в воде сиял фиолетовыми бликами крупный кристалл аметиста с уродливыми гранями.

– Ллуф! Я, между прочим, чистил этот овощ, чтобы съесть, а не зубы об него сломать!

Юноша покраснел, выудил аметист и швырнул в реку.

– А выбросил зачем? – нахмурился я. – Лучше бы ты его Дэйе подарил, девушки такие любят. Вон, как она на тебя смотрит.

– Я не способен ответить ей взаимностью, если только жрец не прикажет, а мой подарок ее напрасно обнадежит. Но, если ты сам хочешь ее порадовать, сейчас еще сделаю камушек, какие проблемы.

Он ухмыльнулся и потянулся к котелку. Я заорал, грудью загораживая свой труд:

– Не тронь мой обед, извращенец!

Пальцы побледневшего как снег дарэйли камня взлетели, едва не коснувшись моей щеки, и… раздался тонкий звон. Я отшатнулся. Между мной и Ллуфом висела серебряная пластина, отполированная как зеркало, и в нем отразились мои серые перепуганные глаза под лохматой челкой и две светлые пряди, торчавшие как рога. Ну, я и трус, аж самому противно.

Бум-с. Пластина упала на котелок, издав звук гонга. Лицо у белобрысого, к моему удивлению, было не менее ошарашенное. Он перевел взгляд на кого-то за моей спиной, и в синих глазах появилась обида:

– Луана, зачем? Неужели ты боишься, что я обращу в камень Освободителя?

– Это не я, – растерянно отозвалась она.

Я оглянулся. На нас уже смотрели все, кто был на лугу, за вычетом Орлина, улетевшего на разведку. Граднир уже вернулся с охоты, но добычи я не заметил. Опять случайно проглотил? Или Ринхорт припрятал?

Мой наставник при всеобщем молчании спустился к реке.

– Значит, Райтэ сам вызвал защиту, – подойдя, он хотел поднять пластину, но та оказалась вдавленной в песок моим башмаком, и нога решительно не убралась. Выпрямился наставник с кривым от злости лицом. Но я не дрогнул.

– Рано радуешься, – сквозь зубы процедил он, перестав прожигать меня раскаленными углями глаз. – Понаблюдаем еще, прежде чем делать выводы. За работу, Райтэ! Как только прилетит Орлин с разведки, свернем лагерь, и ты останешься голодным. Сколько можно отдыхать?

Когда все разошлись, я выколупал из песка зеркало. Оно было точно таким же, какое призывал темный дарэйли металла в кладбищенской сторожке. Даже царапины те же. А вот с обратной стороны оно стало мраморным. Ллуф убил бы меня, если б не зеркало. И увидь кто обратную сторону – драки не миновать.

Но я же имел в виду под извращенцем вовсе не его отношение к девушкам, – мне-то что, каждый обкрадывает себя, как может, – а его отношение к овощам и моему каторжному труду! Надо извиниться. И еще – понять, почему Ринхорт соврал. Я точно помнил, что никакой защиты не призывал. Да и как бы я смог притащить сюда зеркало, оставшееся далеко позади? Никак. И вообще, даже если бы и смог… почему именно то зеркало? Неужели поближе ничего не нашлось?

Подхватив котелок, я потащил его к Дэйе, бухнул у ее ног, расплескав половину воды на продолговатый плоский валун. Водяная дарэйли – тоже, между прочим, еще девчонка лет семнадцати на вид – вопросительно подняла бровь:

– Чего тебе?

– Вскипяти, пожалуйста.

– Ринхорт запретил. Кипяти сам.

– Как? Я же не дарэйли воды!

– Тогда разведи костер, – пожала плечами девушка.

– У меня огнива нет, – и я прищурился на белобрысого, сидевшего поодаль с обиженной физиономией, обхватив плечи: были у меня подозрения, что он и стащил втихаря такой нужный в пути камень. Но кристальное сердце Ллуфа не дрогнуло.

– Ллуф! – засмеялась Дэйя. – Дай ты ему огниво!

– Ни за что, – буркнул он вполоборота. – Ринхорт запретил. Пусть Райтэ учится сам огонь вызывать.

– Да кто он такой, чтобы запрещать?! – вспыхнул я так, что глаза опять стало жечь.

Дейя хлопнула в ладоши:

– Вот, что и требовалось! Уже немного искр есть. Теперь направь их либо на металл котелка, либо на воду.

Заинтересованный Ксантис, задремавший под предлогом того, что «слушает землю», приподнял голову:

– А можно сразу на корешки направить. Земляная агва еще полезней маленьким принцам, когда печеная.

Маленьким! Принцам! Ну, взбешенный заговором, я и направил.

Ни воды, ни овощей, ни котелка, ни валуна.

Испарились мгновенно, как не было. На их месте в земле дымилась приличная яма. Сбежавшиеся дарэйли внимательно ее разглядывали, присев на корточки и трогая срезанные, как острейшим ножом, и запекшиеся края.

– У него получилось! – засияли светло-зеленые, как морская вода, глаза Дейи.

– Черт знает, что получилось! – покачал головой Ринхорт. – Кто-нибудь видел огонь? Вот и я не видел. Ксантис, агва в поле еще осталась? Накопай, мой ученик почистит. Может, успеет еще, пока Орлин не вернулся.

Медленно, очень медленно, едва сдерживая бешеное рычание, заворочавшееся в груди, я обвел взглядом ухмылявшихся спутников, и заложил руки за спину, сцепив накрепко, чтобы нечаянно не схватиться за меч – я же не самоубийца. Потребовал:

– Объясните, чего вы от меня добиваетесь!

Все уставились на черного рыцаря. Ринхорт скрестил руки на груди, видимо, чтобы ненароком не пришибить непонятливого ученика.

– Сколько можно объяснять?– скривились его тонкие губы. – Чтобы ты позаботился об обеде для себя. Будущий правитель, который не в силах сам о себе позаботиться, не способен заботиться ни о ком. Такой не сможет правильно управлять ни войском, ни страной, ни народом.

– Не надо держать меня за дурака, Ринхорт, – процедил я. – Правителей не воспитывают на кухне.

– Откуда тебе знать? Ты же ничего не помнишь!

– До семи лет нас с братом обучали император Ионт и наша мать. Эту часть жизни я помню.

– Не гоже врать наставнику! – на этот раз рыкнул тигриный дарэйли, причем, со всей щедростью зверской натуры. – В семь лет ты не мог разбираться в тонкостях рукопашного боя или знать в деталях, как делается лук. Но ты его сделал.