Этот вертолет был королем ночи. Тихий и надежный, способный летать в кромешной тьме, он мог проскальзывать глубоко в тыл противника и возвращаться назад. Как он это не раз и делал, последний раз – обеспечивая визит американского конгрессмена Чарли Уилсона в один из базовых лагерей моджахедов по ту сторону границы. Чарли Уилсон тогда был очень доволен – ему удалось даже пострелять по советской заставе из крупнокалиберного пулемета. Теперь его вызвали для того, чтобы убрать подозреваемого – советского или афганского снайпера – на самой границе, а на обратном пути забрать раненого американского советника. Никакого другого вертолета, способного летать ночью, в этой стране не существовало.

Тем не менее отсутствие наведения с земли, ориентиров и маяков наведения в горах сыграло недобрую шутку с экипажем вертолета. Используя в качестве привода последнюю точку, которую тогда еще живой американский офицер указал как отправную, американский вертолет вышел на то, что он считал целью. И никакой самый опытный экипаж из пилотов-испытателей, воевавших во Вьетнаме, ситуацию исправить не мог.

– Утенок, я Рыжая лиса, Рыжая лиса, ответьте… – монотонно повторял третий член экипажа, специалист по связи и одновременно летчик-наблюдатель (летнаб). – Вы слышите нас, вы слышите нас?..

Ответом была лишь какофония эфира.

– Вот черт…

– Что там?

– Связи нет. Смещайся западнее.

– Уже.

– Утенок, я Рыжая лиса, Рыжая лиса, ответьте…

– Сэр, это вы нам?

Оператор удивился – голос был незнакомым, с британским шепелявым акцентом.

– Я Рыжая лиса, прошу код идентификации.

– Сэр, я не знаю кода идентификации. Я назначен телохранителем к майору Козларичу…

– Как ваше имя? Где майор Козларич?

– Сэр, майор Козларич умер.

– Вот же…

– Что там? – обернулся пилот вертолета.

– Тот парень, которого нас послали вытаскивать, он уже умер.

– Проклятье. Спроси, контакт со снайпером еще есть? Надо заканчивать с этим.

– О’кей, Рыжая лиса, теперь вы Рыжая лиса, понимаете?

– Да, сэр, понимаю.

– Нам надо убрать вражеского снайпера. Вы все еще в контакте с ним?

– Простите, сэр, не понял?

– Вражеский снайпер, – терпеливо повторил американец, – он у вас впереди? Вы его видите? Можете показать нам его трассерами?

– Нет, сэр, мы его не видим. Но он где-то здесь. Стрелял с час назад, мы не видели откуда.

– Снайпер все еще здесь, – доложил летнаб, – но они его не видят.

– Странно, если бы было иначе. Пусть обозначат себя, – приказал командир.

– Так, Рыжая лиса, сейчас начинайте стрелять в воздух, прямо сейчас мы должны увидеть вас, понимаете?

– Да, сэр. Мы открываем огонь.

Струи трассеров полетели в небо.

– Вижу левее, на десять, – доложил второй пилот.

– Так, Рыжая лиса, прекратить огонь, сейчас не стреляйте, не стреляйте. Как поняли?

– Вас понял.

– Снайпер где-то перед вами, правильно?

– Да, сэр.

– Рыжая лиса, не стреляйте, не стреляйте, начинаем поиск… Сэр, он в секторе от девяти до двенадцати, по фронту от нас.

– Начинаем поиск…

Вертолет шатало в горных потоках, но пилоту это было не впервой, он видел и куда худшие условия. Во Вьетнаме тоже было полно гор – и они там летали.

– Зеро… зеро… так, внимание, одиночная цель…

– Увеличить…

– Что он делает… что он делает… так, это человек. Одиночка с винтовкой, осматривается и прячется… кажется.

– Ублюдок. Врежь ему.

– Вас понял, сэр, оружие свободно. Прицеливаюсь…

Вертолет задрожал мелкой дрожью, а несколько сотен пуль отправились в полет. «Миниган» был самым эффективным пулеметом среднего калибра, у него было шесть стволов, и они изрыгали до четырех тысяч пуль в минуту. Когда «Миниган» стрелял, то походило на вольтову дугу между небом и землей. Уцелеть после удара «Минигана» было почти невозможно.

Картинка на экране монитора взорвалась белыми брызгами как раз на том месте, где стояла белая фигурка с винтовкой.

– О’кей, мы сделали это. Цель поражена…

– Разворачиваемся…

Вертолет начал разворачиваться, одновременно проваливаясь вниз. Второй пилот схватился за ручку управления и увидел, как первый держится за горло и между пальцев хлещет кровь.

– Френк! Твою мать, Френк!

Покрытый низкорослыми соснами склон горы стремительно приближался…

– Садык…

…

– Садык…

– Чо надо-то?

– Ты думал о том, чо будет, когда вернемся?

– Чо? А ничо не будет.

– Как – ничо?

– Дожить еще надо.

– Доживем…

…

– Я вот думаю на шахту пойти работать, как отец. Там больше штуки в месяц можно нарубать…

…

– Маринка дождется… сделаю предложение. Мать писала, шахта дом новый строит…

– Дождется ли?

– Дождется… мы с ней с третьего класса гуляем. Она мне обещала. А у тебя девушка есть?

– Была…

– Не дождалась?

– Еще до армии расстались.

– Это плохо…

– Это хорошо. Служишь и не гадаешь – ждет или нет…

– Ложись!

Они залегли. За спинами время от времени начиналась стрельба: никто не мог подумать, что неуловимые советские снайперы идут теперь не к границе, а от нее.

…

– Нет, ничего. Идем дальше.

…

– Ты, когда вернемся, приезжай в Донецк. Круто там.

– Не. Лучше ты – в Ростов. Родаков захвати. Раков поедим на левом берегу.

– Приеду. Обязательно приеду…

– Впереди!

Я увидел импровизированный блокпост на дороге, хищное рыло пулемета, острый нос бронированной машины – БТР или БРДМ.

Жека крутанул руль, автобус ухнул с трассы, ухнул так, что меня подбросило, ударило головой о крышу, затем шмякнуло о пол. Вовремя – пулеметная очередь протарахтела где-то справа.

Надсадно завывая мотором, автобус каким-то чудом выбрался из канавы и пошел по мерзлой стерне, вдаль, к лесополосе.

– Прыгай! Прыгай, твою мать.