– Хочу, чтобы вы ушли отсюда. Это наша земля.

– Ничего не могу изменить, – пожал плечами моложавый старик. – Мы не собираемся с вами драться. Мы идем на юг, гораздо дальше на юг.

– Зачем?

– Затем, что в аравийской пустыне спрятано золото. Так много золота, что хватит на всех, кто пойдет за мной.

– Вас всех убьют. Ты околдовал горцев. Пока тебя не было, они знали, что такое Железная стена. Я сам четыре раза дрался у Железной стены. Мы потеряли треть бойцов, а каждый из моих стоит троих горцев, это точно. Вас всех убьют. У халифов есть машины, они разрывают сто человек в клочья. Никто не может драться с халифатом.

– Спасибо, что предупредил, – улыбнулся Вершитель судеб. – Со мной сейчас восемнадцать тысяч сабель, снялись с места все кланы, включая дальние. И по нашим следам идут другие. Идут курды, их около четырех тысяч, идут армяне-переселенцы, идут таджикские кланы из северных гор. Эти никогда не видели и не слышали птицу, но зато они слышали о сказочной стране, спрятавшейся за Железной стеной. Мы послали гонцов в Фергану, в стан большой армии Карамаза. Они собирались идти на север, но теперь многие задумаются. Людям не нравится, когда рядом с ними кто-то живет слишком хорошо. Люди могут терпеть очень долго, но когда-то наступает день – и они кидаются на приступ. Скажи, пустынник, разве это хорошо, когда твои дети гибнут от жажды и голода, а совсем рядом их дети купаются в фонтанах и едят вдоволь?

– Ему угодно, чтобы происходило именно так, – воздел к небу глаза кочевник. Но это прозвучало не слишком убедительно.

– Как угодно, – не стал спорить старец. – Извини, у меня много дел, я такой толпищей впервые в жизни командую. Прощай, тебя проводят…

– Подожди, – брат Михр сбросил с плеча противную лапу горца. – Если ты обещаешь не трогать наши селения… позволь мне взглянуть на птицу.

– Я клянусь, что не буду нападать на ваши деревни. Но всем вашим семьям я предложу присоединиться к нам. Если ты отказываешься, твои люди останутся бедными и голодными… Ты уверен, что непременно хочешь взглянуть на птицу? – сменил тему хозяин шатра и жестом отпустил охранников.

– Хочу, – гость заметно напрягся, когда слуга с поклоном потянул с клетки покрывало.

– Феникс умеет делать три вещи, – терпеливо начал Вершитель судеб. – Во-первых, он поет о правде…

Брат Михр не заплакал, когда чудесная пери открыла рот и воздух наполнился дивной мелодией. Последние слезы он выплакал в детстве, когда его стегали кнутом вместе с другими рабами-детьми на виноградниках горцев. Птица запела громче, мотив ее чудесной песни подхватили доблестные воины Вершителя судеб, арба затряслась, кони пошли быстрее, воздух наполнился гулом. Это загремели от скорости колеса тяжелых повозок. Погонщики быков не желали отставать от войска.

Брату Михре показалось, что среди барханов расцвели сотни огненных розовых кустов, что прохладные голубые ручьи заструились там, где твердой поступью прошли горные кланы – вчерашние непримиримые враги.

– Я хочу, чтобы ты говорил со старейшинами семей, – просительно произнес брат Михр. – Если ты свернешь к оазису, я провожу тебя. Если ты убедишь их, войны между нами не будет. В противном случае твоя армия застрянет между Железной стеной и отрядами моих братьев. До аравийских песков ты не доведешь и половины всадников…

– Перспектива неприятная, – согласился Вершитель судеб. – Хорошо, я дам приказ к привалу. Далеко до твоих братьев?..

…Спустя час разношерстное войско расположилось лагерем у основания неровного рыжего холма. Раскинули шатры и палатки, из припасенных досок сложили костры. Но не слышалось веселого пения, не плясали вокруг огня и не хохотали с чаркой вина. Даже крепких, как сталь, абреков смертельно измотал последний переход.

От войска отделились три сотни, самые верные последователи Вершителя, самые отчаянные и вооруженные до зубов. Они окружили повозку старца и направились в сторону спрятавшегося в песках оазиса. Ночь они провели в седлах, потому что разбивать лагерь такому маленькому отряду опаснее, чем постоянно двигаться. Всем горцам слишком хорошо известно, как незаметно умеют подкрадываться эти подлые песчаные лисы!

Оазис Джейба встретил горцев могильной тишиной. Однако брат Михр сумел вызвать его к жизни. Он ушел и долго препирался с сородичами среди чахлых пальм, а недобрые глаза отовсюду буравили вооруженный караван. Бродяга уже решил дать приказ к отступлению, когда на опушке жидкой рощицы показалась знакомая фигура.

– Как хорошо, что свои его не зарезали, – рассудительно заметил Мирза, гордившийся тем, что Вершитель доверяет его клану личную охрану. – Без этого вора в белой простыне мы не нашли бы дорогу обратно.

– Здесь старейшины четырех семей, – сообщил брат Михр. – Если ты не сумеешь убедить их в честности намерений, они убьют меня, убьют всю мою семью, потому что я провел этих… – он скривился в сторону горцев. – Я провел вас к нашим колодцам.

– Отведи нас к братьям, – приказал Вершитель.

– В оазисе никто не может носить оружие, – уперся кочевник.

– Мы пойдем без оружия. Только шестеро со мной.

Братья Михра встретили старца настороженным молчанием. Вершитель судеб настоял, чтобы помимо старейшин к колодцу пришли все, кто пожелает. Постепенно собралось больше сотни мужчин. Женщины и дети сбились в кучку в сторонке, не решаясь приблизиться. Дубленые, непроницаемые физиономии вождей выглядели, словно деревянные лики их засыпанных песками божков. Когда роскошная птица расправила крылья, по толпе пронесся восхищенный вздох. В голос заревели несколько детей, но старшие быстро заткнули им рты. Птица одним махом взлетела на крышу своей клетки, которая больше походила на изящный минарет, чем на походную тюрьму.

Женщины завизжали, многие заголосили и повалились на землю, когда птица обернула к ним свое белое, неистово красивое лицо. Никто потом так и не смог уверенно сказать, что исторгало звуки – рот прекрасной пери или золотой птичий клюв.

Мирза и Малик в который раз плакали, привалившись с двух сторон к плечам наставника. Конечно, они плакали не так печально, как в первый раз. В их плаче даже звучала радость, потому что сто убийц могли шестерых легко зарезать, но теперь стало ясно, что никто никого не убьет, напротив, все станут братьями, и даже удивительно, как они могли раньше испытывать неприязнь друг к другу…

Песня Феникса лилась над дремлющими разводами песков, над задравшими головы табунами верблюдов, над притаившимися в пещерах кочевниками.

Когда птица сложила крылья, когда растаял последний звук, среди пальм долго слышались лишь сдавленные рыдания и стоны. Затем поднялся высокий иссохший человек в белом. Его губы тряслись.

– Мое имя – Рашид, мою семью уважают от Железной стены до Змеиных гор и от Багдада до Дамаска. Клянусь, я никогда не слышал и не видел ничего подобного. Моя семья пойдет за тобой, Вершитель.