Древнейшие примеры применения ляписа в качестве пигмента найдены в немногочисленных фресках V века, обнаруженных на территории Китайского Туркестана, и нескольких изображениях VII века, найденных в пещерном храме в Бамианской долине. Самое раннее использование ультрамарина в Европе — фрески базилики Сан-Саба[447] в Риме первой половины VIII века, однако на них ультрамарин смешан с египетской синью (см. здесь). В те времена египетская синь была главным синим пигментом Древнего мира, но вскоре ультрамарину предстояло оспорить ее первенство[448].

Долгое путешествие от шахт к полотнам не только сказывалось на цене ультрамарина, но и влияло на то, как именно будет использоваться пигмент, да и будет ли он использоваться вообще. Итальянские художники, особенно венецианцы, находившиеся в самом начале европейской цепочки поставок ультрамарина, покупали его по самым низким ценам на континенте и поэтому могли позволить себе некоторую расточительность. Об этом свидетельствует, в частности, широко раскинувшийся ночной небосвод, усыпанный звездами, на картине Тициана «Вакх и Ариадна», написанный ультрамарином в начале 1520-х годов. Художникам Северной Европы приходилось быть значительно скромнее. Альбрехт Дюрер, ведущий гравер и художник немецкого Ренессанса, использовал ультрамарин лишь от случая к случаю, не упуская при этом возможности пожаловаться на его баснословную цену. Покупая краски в Антверпене в 1521 году, он заплатил почти в сто раз больше за ультрамарин, чем за пигменты землистых тонов[449][450]. Разница в цене и качестве означала, что художникам было практичнее покупать ультрамарин непосредственно в Венеции, если им доставался престижный заказ. Филиппино Липпи в 1487 году заключил контракт на роспись стен часовни Филиппа Строцци в базилике Санта-Мария-Новелла во Флоренции и включал в него пункт о том, что часть оплаты будет зарезервирована до тех пор, пока художник «не захочет отправиться в Венецию». Такой же пункт был включен и в контракт Пинтуриккьо на роспись стен библиотеки Пикколомини в Сиенском соборе в 1502 году: 200 дукатов были зарезервированы на поездку в Венецию за пигментом[451].

Причины всей этой суматохи были как практическими, так и эмоциональными. Если многие другие синие пигменты все же имеют зеленоватый оттенок, то ультрамарин — истинный синий, лишь изредка отдающий в фиолетовый, при этом он исключительно устойчив и долговечен. Дополнительную ценность ультрамарину придавал и тот пиетет, который питали к ляпис-лазури. Рост популярности ультрамарина на Западе совпал по времени с утверждением культа Богоматери. Начиная примерно с 1400 года, художники все чаще изображают Пресвятую Деву в ультрамариновом облачении, служащем материальным воплощением ее божественности и преклонения перед ней[452].

«Дева Мария» (1640–1650) Джованни Батиста Сальви да Сассоферрато выглядит данью ультрамарину во всей его мощной полуночной красе в той же степени, что и Богоматери. На картине она сидит, смиренно опустив глаза долу, а взгляд зрителя приковывает синее одеяние, ниспадающее с ее плеч тяжелыми, густыми складками.

Многие сохранившиеся до наших дней тексты договоров художников того времени с заказчиками тщательно оговаривают условия использования ультрамарина — это были основные статьи таких договоров. Контракт, заключенный Андреа дель Сарто в 1515 году на картину «Мадонна с гарпиями», требовал, чтобы на одеяние Девы Марии пошло ультрамарина «как минимум на пять полных флоринов за унцию». Некоторые заказчики сами покупали пигмент, чтобы контролировать его использование; документ 1459 года предполагает, что пока Сано ди Пьетро работал над росписью городских ворот в Сиене, городские власти отпускали ему требуемые количества золотой краски и ультрамарина. Надо сказать, что для подобных подозрений были основания. Примерно через 400 лет, когда Данте Габриэль Россетти, Уильям Моррис и Эдвард Бёрн-Джонс расписывали стены Оксфордского Союза в 1857 году, «посреди увеселений, шума, откупоривания бутылок, брызганья краской и общих проказ» художники опрокинули горшок, доверху наполненный ультрамарином. Заказчики были в ужасе[453].

К вящей их досаде, к тому времени уже существовал приличный заменитель ультрамарина. В 1824 году французское Общество содействия национальной промышленности предложило 6000 франков тому, кто создаст доступный синтетический ультрамарин[454]. Четыре года спустя награда была присуждена французскому химику Жану-Батисту Гиме. Правда, его немецкий конкурент Кристиан Гмелин настаивал, что он обнаружил тот же рецепт годом раньше, но приз все равно достался мсье Гиме, а новую формулу и дальше называли французским ультрамарином[455].

Для синтеза ультрамарина смешивают белую глину, соду, древесный уголь, кварц и серу. Полученную смесь нагревают, получая в результате зеленую стекловидную субстанцию. Ее измельчают, промывают и нагревают снова, на сей раз получая порошок ярко-синего цвета.

Французский ультрамарин был на несколько порядков дешевле натурального. В некоторых случаях разница доходила до 2500 раз за тот же объем[456]. В начале 1830-х годов унция природного ультрамарина стоила 8 гиней, а фунт французского — от 1 до 25 шиллингов, но к 70-м годам XIX века французский ультрамарин стал стандартом. Встретили его появление, однако, с изрядным недоверием. Художники жаловались, что он был слишком одномерен, однообразен и скучен. Частицы в его составе имели единый размер и отражали свет одинаково, что лишало искусственный ультрамарин глубины, вариативности и визуальной привлекательности, присущих натуральному.