на матрас.)

Мальвина. Все! Хватит! Теперь — спать, спать, спать.

Коган. Раиса, пошли туда — мы немного поболтаем.

Раиса Семеновна. Нет, представляете, чтобы в такой исторический момент мне на голову свалился родственник. Я этого не переживу. Пошли, Борис.

Она идет за стойку. Коган следует за ней. Они присаживаются и исчезают из глаз.

Зося. Маля, раз уж ты стоишь, потуши свет.

Мальвина задувает свечи.

…Снова по авансцене идут Ленин и Рахья. Ленин устал, Рахья с трудом поддерживает его.

Ленин. А вы уверены, что мы еще в городе моего имени?

Рахья. Похоже на то, Владимир Ильич.

Ленин. А мне кажется, что это город моего малоизвестного соратника Калинина. Подождите две минуты, я не привык проходить за ночь по пятьдесят верст. И хоть бы кто-нибудь из своих!

Рахья. Мы должны хранить инкогнито, товарищ Ленин.

Ленин. Я храню это инкогнито уже три часа и представляю, что творится в Смольном. Революция обезглавлена!

Рахья. Ну кто мог догадаться, что разведут мост, который нам был так нужен?

Ленин. Но почему мы не пошли другим мостом?

Рахья. Вы же знаете, товарищ Ленин, что в нашем маршруте не был указан другой мост. На нем могла быть засада. Улицы кишат жандармами и агентами Временного правительства.

Ленин. Хорошо, хорошо, пошли дальше.

Только они делают несколько шагов вперед, как с другой стороны сцены появляются два милиционера, одетые, правда, в форму городовых.

Городовой. Стой, кто идет?

Рахья хватает Ленина за руку, и они пытаются убежать. Но их догоняет выскочивший навстречу другой городовой.

Городовой. Попались, голубчики!

Ленин. Господин городовой. Вы — типичный пережиток царского режима. Вас не должно быть. Это ошибка!

2-й городовой. Ваши документы попрошу.

Ленин. А почему я должен носить с собой документы?

2-й городовой. Ничего ты не должен. Так что пройдем в отделение, и там мы все выясним.

Рахья. Товарищ городовой. Мы же знаем, что вы не городовой, а товарищ сотрудник милиции, советской милиции.

1-й городовой. А у тебя документы тоже дома остались?

Рахья. У нас не может быть документов. Мы инкогнито. Нам срочно нужно в Смольный.

2-й городовой. Вот и ладушки. Сейчас выясним все в отделении, а потом пойдете в свой Смольный.

Ленин. Товарищи! Вы совершаете роковую ошибку! Революция в опасности! Каждая минута на счету. Вы обязаны помочь нам скорее добраться до мозгового центра Октября.

1-й городовой. Какой еще Смольный! Смольный во-он где! А вы — во-от где!

2-й городовой. Лейтенант, я точно вспомнил — это он квартиру у Басилашвили брал. Только в парике.

1-й городовой. То-то я думаю, чем мне его паскудная рожа знакома!

2-й городовой. Он же во всесоюзном розыске!

Ленин. Товарищи! Вы совершаете роковую ошибку!

2-й городовой стаскивает с Ленина кепку. Рахья пытается вмешаться, но другой городовой его останавливает.

2-й городовой. Что и следовало доказать.

Он брезгливо поднимает платок, подвязывающий щеку Ленина, шмат ваты падает на землю. Другой рукой он поднимает рыжий парик. Перед ними стоит лысый человек с голым лицом.

Рахья. Вы подняли руку на товарища Ленина. Ваши имена проклянет все прогрессивное человечество.

2-й городовой. Пошли в машину. В отделении мы разберемся, чьи имена проклянет человечество. Тех, кто жуликов ловит, или тех, кто квартиры заслуженных артистов грабит. Сволота поганая. А ну, пошел!

Рахья. Мне вас жалко!

1-й городовой. Надо будет проверить — может, они в самом деле из психушки драпанули.

2-й городовой. Они еще будут ваньку ломать. Но мы тогда старшину Борзого позовем. Он умеет с такими разговаривать.

Ленин. Я — народный артист РСФСР! Я Ленина в кино играл!

Это последние слова, которые доносятся из-за кулис.

Некоторое время царит тишина. И в ней еле слышно доносятся слова Раисы Семеновны.

Раиса Семеновна. Они сейчас живут в Израиле и ничего себе устроились.

Голос Когана. А как Глеб?

Раскатывается выстрел.

Коган. Наконец-то. Кажется, это «Аврора». Сейчас нас накроет.

Они замолкают и ждут. Тихо. Совсем тихо. Только похрапывает кто-то. В буфет входит еле видная темная фигура. Останавливается и шепчет.

Керенский. Зося, ты спишь?

Зося. Нет.

Керенский. Я тебя не разбудил?

Раскладушка с Зоей стоит ближе других к рампе. Остальная комната тает в темноте. Керенский присаживается на край раскладушки в ногах Зои. Разговор происходит полушепотом. Порой, когда они замолкают, слышны отдаленные выстрелы и очереди.

Не вставай, отдыхай. Неизвестно, когда удастся снова отдохнуть.

Зося. А как вы, Саша?

Керенский. У меня пассивная роль. Мой совет министров режется в преферанс с примкнувшим к нему Бундом. Ребятами на баррикадах командует Колобок. Они в основном гоняют мародеров и всякое хулиганье.

Зося. А почему же они не идут на штурм?

Керенский. Я спрашивал у японских телевизионщиков. Они, правда, без переводчика и не все понимают. Но, по их расчетам, штурм уже идет. Но связи со Смольным нет.

Зося. А мы не можем позвонить, спросить, чего же нас не берут?

Керенский. В Смольном все время занято.

Зося. А вам страшно?

Керенский. Нет. Мне странно. Ну разве мне вчера утром могло прийти в голову, что я на самом деле буду защищать Зимний дворец?

Зося. А мне-то каково? Я же член комитета комсомола. И вот в вашем стане.

Керенский. У меня бабушка Зимний брала. Правда, потом ее посадили.

Зося. А нас посадят, если мы его вовремя не отдадим.

Керенский. Пока речь шла только о ценностях, я держал нейтралитет. Но когда оказалось, что опасность грозит вам, то я избрал сторону справедливости и порядка.

Зося. Если у вас это личное, то зря. Я привыкла сама обходиться. И обо мне есть кому позаботиться!

Керенский. Зря в таких вещах не бывает. Как премьер-министр и руководитель обороны Зимнего дворца я просмотрел в отделе кадров личные дела сотрудников.

Зося. Вы не имели права!

Керенский. Я сейчас на все имею право. Так вот, Зося, вы расстались с вашим мужем уже более года назад и проживаете вместе с мамой и дочкой четырех лет на Большой Подьяческой в доме 12, квартира 8.

Зося. Как вы посмели!

Керенский. Разве это секрет?

Зося. Это от вас секрет.

Керенский. Почему? Нет ничего дурного в нашей взаимной симпатии. Вы — командир женского батальона смерти, я — председатель Временного правительства. Судьба предназначила быть рядом.

Зося. Ну это же игра, Саша. Это игра, на одну ночь.

Керенский. Кто-то сказал, что жизнь — игра. Это мудрые слова.

Зося. Не надо… А вы женаты?

Керенский. Я плохо себя вел, и меня оставили…

Видно, как склоняется черный силуэт премьера