члена партии. Мы обязаны не допустить хищений, воровства и хулиганства. Это наш долг как членов партии, комсомольцев и просто сотрудников музея. Если толпа бежит брать очередную Бастилию, то ее может охватить массовый психоз.

Раиса Семеновна(она вышла покурить и стоит в стороне). Колобок, следи за своим языком. Он тебя черт знает куда заведет. Ничего себе — психоз на пятидесятом году Советской власти. Учти — здесь тебе не взятие Бастилии, а юбилейное мероприятие. На уровне первомайской демонстрации.

Вмешательство Раисы Семеновны сразу меняет ситуацию. Симеонов из оппонентов тут же переходит в нейтралы.

Симеонов. Черт его знает… может, сходить в райком? Посоветоваться.

Колобок. Ты тоже так думаешь?

Симеонов. У них там должны быть разработки, сценарий, рекомендации из Москвы.

Раиса Семеновна. А я бы не советовала отвлекать товарищей в райкоме от важных дел. У нас есть поручение, мы должны его выполнить. Когда я была комсомолкой, никому и в голову не приходило обсуждать и даже ставить под сомнение решения партии.

Колобок. А я свою позицию не изменю. Это все — наше, народное. Я смотрю вокруг — наши же девушки будут стоять на баррикадах и их будут считать врагами люди там, на площади… это серьезное моральное испытание.

Раиса Семеновна. Ну какие там враги! Что вы несете, Колобок. А еще секретарь комсомольской организации.

Колобок. У нас не только материальные ценности. Мы отвечаем также за наших девчат — за наших комсомолок, экскурсоводов, младших научных сотрудниц — за весь батальон смерти!

Симеонов. Если ты все это начнешь нести в райкоме, то в лучшем случае схлопочешь выговор за паникерство. В лучшем случае…

Раиса Семеновна. Колобок, ты меня иногда пугаешь. В тебе так много не нашего… даже чуждого!

Колобок. Если Грушев там, то я пробьюсь к нему. Он в принципе неплохой мужик.

Картина вторая

Кабинет секретаря Центрального райкома Ленинграда Василия Леонидовича Грушева.

Накурено, шумно. Обстановка несколько напоминает ту, которая изображается в историко-революционных фильмах и на картинах. У двери стоит матрос, который спрашивает пропуск. За столом сидит солдат в папахе, который печатает указательным пальцем. На другом столе — телеграфный аппарат. В сущности, общая картина маленького штаба большой революции может воспроизводиться с различным наполнением, следует лишь иметь в виду, что в Смольном тоже должен быть кабинет. Но там кабинет солидный, без шума и игрового элемента. В значительной степени вся эта суматоха рождается революционным характером самого Грушева, который переживает свой звездный час.

Грушев уже перевоплотился. Он одет в матросскую форму, он не снимает ни на секунду бескозырки с надписью «Потемкин». Секретарь райкома говорит по телефону — перед ним сразу три старинных аппарата. Клара, девица комиссарского типа, протягивает ему бумаги с одной стороны, господин в плохо наклеенной бороде и котелке — с другой.

Грушев. Петропавловка? Нет, не собор мне нужен, коменданта тюрьмы. Товарища Сазончука попрошу. Сазончук? Слушай, сейчас к тебе политзаключенных приведут. Нет, не антисоветчиков! Хороших ребят, наших, советских, из органов и из первичек.

Грушев прикрывает трубку ладонью и протягивает руку Колобку, которого признал издали.

Ругается! Страшный матершинник этот Сазончук. Директор вытрезвителя… Ну что, откричался? Значить приведут к тебе пролетариат. Так вот, постельным бельем не обеспечивай. Не надо, на голом сутки поспят. Потом их освобождать будем. Темницы рухнут, и свобода вас встретит радостно у входа! Слышал? Какой к черту Высоцкий! Ты сколько классов кончал, если Высоцкого от Некрасова отличить не можешь? Ну, то-то.

Звонит другой телефон. Грушев хватает трубку.

Центральный райком слушает. Кто у телефона? Я у телефона! Ну, Грушев! Какие еще проститутки на Невском! Клара, возьми трубку.

Клара(официально и светски). Я вас слушаю.

Далее они ведут два разговора, так что они переплетаются, и мы слышим фразы и осколки фраз поочередно.

Грушев. Подожди, Сазончук. Как их деды-декабристы страдали, так и они пускай пострадают за народ… Питание из столовой «Белые ночи». Уже распорядились. С супом. Главное — историческая правда — замки, засовы, изверги в тюремной форме. Ты и есть изверг — кто же еще! Если партия сказала: будь извергом — станешь! Не первый и не последний.

Клара. Есть историческая правда и историческая правда. Да, может быть, в семнадцатом году отдельные проститутки и стояли на Невском, но их смело вихрем революции. А если провокация? Если иностранные корреспонденты, заполонившие наш город, сделают выводы? Да пускай они трижды комсомолки! Самое опасное начать! А вдруг понравится? А там покатится по наклонной плоскости — никакой комсомол не остановит!

Звонит третий телефон, и Колобок берет трубку.

Колобок. Какой русский флаг? А, конечно, полосатый. В энциклопедии нет? Посмотрите статью про Петра Первого. Это он придумал. (Оборачивается к тем, кто стоит в комнате.) Товарищи, кто помнит, какой был в России флаг?

Человек с наклеенной бородой. Как французский, только полосы наоборот.

Колобок. А какой французский?

Грушев кладет трубку на рычаг и видит человека с наклеенной бородой.

Грушев. Колобок, ты о флаге выясни, а мне надо два слова конфиденциально с товарищем Коганом выяснить.

Грушев ведет Когана с наклеенной бородой на авансцену.

Ты зачем в Смольный звонил? Зачем ты на меня товарищу Свердлову капал, а? Ты учти, Коган, что ты в моем районе прописан со своим Бундом. Так что обойдетесь комнатой в Эрмитаже. Твоя партия решающего значения в революции не сыграла… И слава богу.

Коган. А Карл Маркс?

Грушев. Что — Карл Маркс? Ох и хочется мне тебя к партответственности за злостную демагогию привлечь, товарищ Коган. Товарищ Маркс нацпринадлежности не имеет. Он — великий учитель рабочего класса.

Коган. Но еврей!

Грушев. Знаешь что, Коган. Завтра я тебе двух-трех товарищей украинцев подкину. Для интернационала, а то вижу я, что ты хочешь в свой Бунд одних евреев набрать во главе с Марксом.

Коган. Я еще понимаю, если вы будете нас разбавлять русскими товарищами…

Грушев. Ага, не хочешь хохлов! Тогда иди в подполье! Скрывайся, таись! Но не путайся ты, Борис Моисеевич, у нас под ногами.

Колобок подходит к нему.

(Вытирает лицо бескозыркой). Ну что, выяснили с флагом? А то, конечно, стыдно получается. Мы наш, мы новый мир построим, а флаг забыли. Вот построим мы когда-нибудь коммунизм, и спросят нас внуки: а не поменять ли нам флаг на старый? Русские мы с тобой, в конце концов!

Колобок. Я к вам по делу, Василий Леонидович.

Грушев. А ко мне всегда только по делу. Ко мне даже жена по делу. Вася, колбасу купил?.. Ох, сорвем мы мероприятие, ох, сорвем! Китай