хозяйство функционировало нормально. Так что никаких задержек. В девять ноль-ноль выходим на позиции. Тут же залп «Авроры». Кто отвечает за залп «Авроры»?

Поднимается Грушев.

Грушев. На «Аврору» я завтра с обеда. Лично займусь. Там ее надо по фарватеру провести.

Свердлов. Твои заботы. Мне важен результат.

Встает человек во френче. Оборачивается. Это Сталин.

Сталин. И учтите, товарищ Грушев, что вы — безымянный солдат партии. И завтра на вас будут направлены взоры и наших врагов, и всего прогрессивного человечества.

Грушев. Сделаю все от меня зависящее, товарищ Пупыкин.

Сталин. Забудьте временно мое имя. Кто я для вас сейчас?

Грушев. Вы для меня председатель революционного комитета, организатор Октябрьской революции товарищ Сталин.

Свердлов. Давайте не будем вступать в дискуссии, товарищи. У каждого из нас есть заслуги перед революцией, я тоже провел десятки лет в тюрьмах и на каторге. Продолжаем работу. Товарищ Ленин в двадцать два тридцать выходит из своей явочной квартиры и с помощью товарища Рахьи проходит в Смольный. Не заблудитесь?

Ленин. Надеюсь, товарищи, что выделенное вами сопровождающее лицо знает дорогу?

Вожди в комнате дружно смеются.

Сталин. Не беспокойтесь, товарищ народный артист. Не для этого мы вас из Москвы приглашали, чтобы вы заблудились.

Ленин. Смотрите, батенька, не сорвите революцию. Пролетариат этого не простит.

Свердлов. Только попрошу без этой бородки. Кепка, завязанная щека — правда жизни!

Ленин. А вот тут я с вами, батенька, категорически не согласен. Есть правда жизни, а есть правда истории или, скажем, правда вечности! Для дотошных гробокопателей истории может быть важнее, что я скрывался от ищеек Временного правительства без бороды и даже с завязанной щекой. Но для образа героического Октября я предпочитаю идти открыто, как я запомнился всему миру!

Сталин. Я не уверен, что наш вождь и учитель прав. Пускай история разбирается. А нам надо обеспечить безопасность Ильича. Есть борода, нет бороды — революцию это не сделает!

Ленин. Я эту бородку полгода отращивал.

Сталин. Снова отрастите. Что-то вы забываете, что мы находимся под пристальным вниманием враждебного окружения.

Свердлов. Голосуем, товарищи, кто за то, чтобы сбрить бороду Владимиру Ильичу Ленину? Большинство. Переходим к следующему вопросу.

Свердлов. Остался еще один вопрос, тесно связанный с предыдущим. В среде наших товарищей интеллигентов есть тенденция утверждать, что залпа «Авроры» на самом деле не было, и обвинять большевиков в мелкобуржуазном гуманизме. Так вот, мы посоветовались с товарищами из Москвы и решили — залпу быть! «Аврора» долбанет по этому Зимнему дворцу боевыми снарядами!

Грушев. Погоди, погоди, ко мне сегодня из Эрмитажа уже прибегали товарищи. Переживают за судьбу народного достояния. А что, если повредим?

Свердлов. Повредим — починим. Не в первый раз, Грушев. А от тебя я не ожидал такого оппортунизма.

Грушев. Может, достаточно холостого, а?

Сталин. А вот по этой части, товарищ Грушев, есть личное распоряжение товарища Брежнева: стрелять!

Картина пятая

Снова в буфете. На этот раз буфет переменился. В нем на стене укрепляют лозунг «Вся власть Временному правительству!», «Да здравствует Учредительное собрание!».

В буфете собрались защитники Эрмитажа. Среди них Керенский и адмирал Гунявый.

Мальвина. Я выступаю как рядовая молодежь, не член комсомола, потому что принципиально покинула его за аморалку.

Колобок. Мальвина, ты можешь ближе к делу?

Мальвина. Вчера я смеялась над Борькой Колобком, что штурмом будут брать и натворят. Я же понимаю — там дружинники, милиция, финские туристы. А сегодня я на работу ехала с пересадками, на метро и на трамвае, и чувствую — ребята, не то! Что-то в городе происходит.

Среди собравшихся гул.

Зося. Сегодня в троллейбусе один кричал, что теперь с жидами покончим!

Колобок. Зося, не в этом дело!

Мальвина. В этом. Мой сосед, даже тихий такой алкаш, они сговаривались: стенки-то фанерные, мне с кухни все слышно — они сговаривались, что, когда штурм будет, они с набережной в окно полезут за золотыми монетами.

Зося. А в троллейбусе они даже кричали, что ох, погуляем!

Гунявый. Будем считать, что это случайность, ну погорячился кто-то. Попался невыдержанный товарищ. А на самом деле это все наши люди, комсомольцы, коммунисты.

Раиса Семеновна(она в одежде сестры милосердия тех времен). Но у меня сегодня шесть человек на работу не вышли. Двое позвонили, что грипп, а остальные даже не сочли нужным сообщить. И когда начнут поступать искалеченные трупы и начнутся ампутации, то я не понимаю, с кем я буду работать.

Колобок. Раиса Семеновна, наверное, до этого не дойдет.

Гунявый. А что вы подумали? Когда Кронштадт брали, их щадили? Никого в живых не оставляли! Закон природы!

Керенский. Господа, товарищи, граждане! Успокойтесь! Да, в момент революции к чистым силам прогресса примазываются сомнительные элементы. В Ленинграде имеют место перебои с сахаром и колбасой. Но в целом, как я уверен, ситуация находится в руках обкома и райкомов, правоохранительных органов. Гарантией безопасности музея и его сотрудников будет присутствие в наших рядах как руководителей Эрмитажа, так и командированных товарищей из обкома.

Раиса Семеновна. Антипенко сегодня бюллетень взял. Говорит, что у него подозрение на дифтерит.

Зося. А кто у нас тогда из обкома?

Керенский. Ну вот — товарищ адмирал, мой морской министр.

Гунявый. Вот именно! Только я не из обкома.

Мальвина. Так он швейцар наш, ему Симеонов из отдела одежды эполеты дал!

Раиса Семеновна. Я что предлагаю: разойтись всем по домам. Пускай они выделяют своих товарищей для защиты Эрмитажа.

Зося. Для него свои, а для Эрмитажа чужие. Они же камня на камне от нашего музея не оставят.

Раиса Семеновна. Я тебя понимаю, Зося, но что ты предлагаешь делать?

Зося. Я предлагаю выполнить свой долг.

Раиса Семеновна. Какой долг? Окстись! Твой долг водить экскурсии, а не лазить, как Гаврош, по баррикадам.

Колобок. Я сегодня с утра звонил в райком. Но Грушева уже нет — он на «Аврору» перешел, там держит штаб, в Смольном никто ничего не знает. Так что если мы не защитим Эрмитаж, боюсь, что уже никто не защитит.

Гунявый. Как работник охраны я ни одной сволочи в музей не пропущу. А как коммунист я должен сдать музей взбунтовавшемуся народу. Так что же мне делать?

Керенский. Вы не работник охраны, а адмирал русского флота. Министр морских дел в моем правительстве. Раз в жизни вам улыбнулось счастье. Отвечайте мне, где вам хочется лежать — в Пантеоне Славы или в братской могиле на загородном кладбище.

Гунявый. Понял вас, гражданин премьер-министр. Служу. Этому… самому…

До них доносится гул