Очевидно, про работу Деборе слышать тоже не хотелось, потому что она лишь взглянула на меня, отвернулась и снова закрыла глаза.

— Дерьмо…

— Ну, хватит на сегодня! — раздался громкий энергичный голос с густым багамским акцентом. — Джентльменам пора уходить.

Полная и очень жизнерадостная медсестра принялась выпроваживать нас из палаты.

— Даме нужно отдыхать, а вы тут пристаете и мешаете! — говорила она. Ее акцент мне так понравился, что я даже не сразу понял, что нас выгоняют.

— Я только что приехал! — возмутился я.

Медсестра встала прямо передо мной и скрестила руки на груди.

— Значит, на парковке сэкономите! Пора, пора! — заявила она, оборачиваясь к Чатски. — Ну же, джентльмены! Пора обоим!

— И мне?! — поразился он.

— И вам! — Она погрозила ему пухлым пальчиком. — Вы и так уже давно сидите.

— Но мне нужно остаться! — уперся он.

— Нет, вам нужно уходить, — возразила медсестра. — Доктор говорит, ей следует отдохнуть. Одной.

— Идите, — прошептала Дебс.

Чатски обиженно уставился на нее.

— Все будет нормально, — сказала она. — Идите.

Чатски переводил взгляд с нее на медсестру и обратно.

— Ладно, — наконец произнес он. Нагнулся и поцеловал мою сестру в щеку, и она не возражала. Потом Чатски встал и воззрился на меня, изогнув бровь. — Пошли, парень. Похоже, нас выгоняют.

И мы ушли, а медсестра принялась лупить и взбивать подушки на постели больной, как будто они в чем-то провинились.

Чатски повел меня по коридору к лифту и, пока мы ждали кабины, признался:

— Я немного дергаюсь.

Он сердито потыкал в кнопку «вниз».

— Ты что? — удивился я. — Из-за… повреждения мозга?

В ушах у меня до сих пор звенело заявление Деборы о том, что она хочет все бросить, и это было настолько не похоже на мою сестру, что я тоже немного беспокоился. Меня по-прежнему преследовал ужасный образ: безмозглая Дебора пускает слюни в коляске, а Декстер кормит ее кашкой с ложечки…

Чатски покачал головой:

— Не совсем… Скорее из-за психологических последствий…

— В каком смысле?

Он скривился.

— Не знаю… Может, это просто из-за травмы. Но она какая-то… плаксивая. Дерганая. Понимаешь, самане своя.

Меня никогда не пыряли ножом, я не истекал кровью и не припоминаю, чтобы читал про то, как люди обычно себя чувствуют в схожих обстоятельствах, но мне казалось, что вести себя при этом плаксиво и дергано — достаточно объяснимо. Вот только я не успел придумать, как потактичнее сообщить это Чатски, потому что двери лифта разъехались и Чатски ринулся внутрь. Я вошел вслед за ним. Двери захлопнулись. Он продолжал:

— Она меня даже не сразу узнала! Глаза открыла…

— Ничего удивительного, — заявил я. — После комы…

— Посмотрела прямо на меня, — продолжал он, не обращая на мои слова внимания. — И понимаешь… как будто испугалась! Типа: «Кто ты? Где я?»

Честно говоря, последний год или около того я и сам задавался теми же вопросами, однако сейчас говорить об этом едва ли уместно. Поэтому я просто ответил:

— Полагаю, нужно время…

— Кто я?! — повторил он, очевидно, не слыша меня. — Я с ней сидел постоянно, ни разу не отходил больше чем на пять минут!..

Лифт пискнул, сообщая нам о том, что мы приехали, и Чатски тупо уставился на мигающую цифру.

— А она меня не узнает!

Двери разъехались; Чатски не шелохнулся.

— Приехали, — напомнил я, пытаясь вернуть его в реальность.

— Ладно, давай кофе выпьем. — Он безучастно вышел из лифта, едва не растолкав трех мужчин в зеленых халатах, а я потащился следом.

Чатски привел меня в небольшое кафе в подвальном этаже и умудрился довольно быстро добыть две чашки кофе, ни с кем не подравшись и не разругавшись. Я почувствовал некоторое над ним превосходство — мой спутник явно вырос не в Майами. Сели за крошечный столик в самом углу кафетерия.

Чатски смотрел вдаль не моргая, не выказывая никаких чувств.

Говорить было не о чем, и следующие несколько минут прошли в неловком молчании. Наконец он выпалил:

— А вдруг она меня теперь не любит?!

Я всегда стремился к скромности, особенно в том, что касается признания моих собственных талантов; мне очень хорошо известно, что я специалист буквально в одной или двух областях, причем советы несчастным влюбленным в их число определенно не входят. И раз уж мне не понять любви как таковой, не слишком честно ожидать от меня реплик на тему ее возможной утраты.

Тем не менее хоть как-то отреагировать было нужно. Я поборол искушение заявить, что не понимаю, за что она его и раныие-то любила, а покопался в собственных запасах клише и выудил следующее:

— Конечно, любит! Просто слишком много на нее навалилось.

Чатски пару секунд рассматривал меня, ожидая продолжения, которого не последовало. Тогда он отвел взгляд и уткнулся в кофе.

— Может, ты и прав.

— И не сомневайся! Подожди, пока она поправится. Все будет хорошо!

Молния меня при этих словах не поразила, так что, надо полагать, все правильно.

Мы допили кофе в тишине. Чатски мрачно размышлял о том, что он больше не любим, а Декстер с беспокойством посматривал на часы. Приближался полдень, пора выдвигаться на позицию, в засаду на Вайсса. Не расположенный к общению, я осушил свою чашку и собрался уходить.

— Я попозже заеду.

Чатски только кивнул и с несчастным видом отхлебнул кофе.

— Пока, парень, — пробормотал он. — До встречи.

Застройщики района «Золотые озера» смело пошли наперекор неписаному закону Майами о жилищном строительстве: хотя в названии значилось слово «озера», в районе и впрямь имелось несколько озер, включая то, что граничило с дальней школьной площадкой. Честно говоря, особо «золотым» оно мне не показалось, однако никто бы не стал отрицать, что это и в самом деле озеро или по меньшей мере большой пруд. Впрочем, я хорошо осознавал, насколько трудно продавать дома в месте с названием «Зеленоватый пруд», так что, пожалуй, застройщики все же соображали, что делают, — кстати, тоже вопреки обыкновению.

В «Золотые озера» я приехал задолго до окончания школьных уроков и несколько раз объехал район по периметру, пытаясь засечь укрытие Вайсса. Тщетно. С восточной стороны дорога заканчивалась там, где озеро буквально обрывалось у школьного забора. Сам забор — высокая решетчатая ограда вокруг всей территории школы, даже со стороны озера (на всякий случай — вдруг, знаете, враждебная лягушка попытается проникнуть на игровую площадку). В дальней части поля в ограде имелись ворота, однако и они были надежно заперты на большущий висячий замок с цепью.