Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Валентина!
– Да, а что? Ты вот, такой-сякой, – она шутливо ущипнула его за щеку, – ты ведь совершенно мной не интересуешься! Ты, наверное, думаешь, что я отчеты всякие строчу на твоем компьютере, а я...
– А ты? – заинтересованно спросил он.
– А я занимаюсь творчеством. Это, если честно, моя мечта с детства.
– Кажется, я что-то припоминаю, – Илья вдруг нахмурился. – Ты всегда страдала какой-то ерундой. Излишек фантазии, от которого надо избавиться. Что ж, пиши, если хочется!
– Я отдала одну свою работу Юлию Платоновичу, – призналась Валя. – Не знаю, что он скажет. А вдруг у меня все-таки есть способности... Собственно, чем я хуже Гликерии Климантович?
– Это ты про ту толстую глупую тетку, которая вечно таскает за собой своего мужа, словно на веревочке? – насмешливо спросил Илья.
– В общем, про нее...
Илья задумался. Какие-то тени пробежали по его лицу – он нахмурился, страдальчески сдвинул брови, потом усмехнулся.
– Забери рукопись обратно, – сказал он.
– Что?
– Я говорю, пусть Истомин вернет тебе твою рукопись. Нечего страдать ерундой – все равно ничего не выйдет. Только лишнее расстройство тебе.
– Я и так знаю, что ничего не выйдет! – с отчаянием закричала Валя. – Но попробовать-то стоит!
Она не понимала, почему он настроен столь враждебно.
– Не стоит бессмысленно тратить время и силы. Ты такая слабенькая... Представь – этот старый хрыч похвалит тебя, заявит, что ты новая Франсуаза Саган или русская Маргарет Митчелл – с него станется, с любителя громких слов... И что тогда?
– Ну... – пожала плечами Валя. – Тогда я попытаюсь пристроить свою рукопись в какое-нибудь издательство.
– А ее там не возьмут! Потому что других таких писательниц полно, да еще со специальным образованием. И будешь ты переживать, бегать из одного издательства в другое, плакать мне каждый день в жилетку, что люди не понимают твоего творчества, – с раздражением произнес Илья. – Нечего и начинать! Лучше займись каким-нибудь макраме, или вышивай гладью...
«Он жесток, но в его словах есть здравый смысл. Нет, он даже не жесток, он просто беспокоится обо мне...»
– Хорошо, – кротко произнесла Валя. – Я, в общем, тоже о чем-то подобном уже думала. Знаешь, я решила так – если Истомин меня раскритикует, я забуду о своих фантазиях.
– Да? – с интересом переспросил Илья. – Это интересно... А ты не передумаешь?
– Нет, – печально произнесла Валя. – Я и словечка тогда больше не напишу.
Ночью на нее опять навалилась бессонница.
Уже давно она приходила к Вале, садилась у изголовья, держала ей веки холодными пальцами, не давала им сомкнуться. Обычно в таких случаях Валя вставала и шла в соседнюю комнату, и руки ее стремительно порхали по клавишам ноутбука, и печаль превращалась в слова.
Но Илья беспокойно ворочался рядом. Валя точно знала, что он ее не отпустит, она могла уйти только тогда, когда он крепко спал.
«Почему мне так плохо? – подумала она, глядя в темноту. – Вроде бы все хорошо, а мне не по себе... Почему я не чувствую себя счастливой, а только пытаюсь убедить себя в том, что я счастлива?»
Она вдруг вспомнила свою юность и Ваню. Вот тогда она точно была счастлива. Абсолютно, до кон-ца, без тени сомнения.
* * *
...Он пришел к ней третьего декабря – накануне ее восемнадцатилетия. На следующий день они собирались подать заявление в ЗАГС – уже давно все было условлено и обговорено до мелочей. Он уже учился на первом курсе юридического.
«Валя... – нерешительно произнес он. – У меня проблемы».
Тогда она не боялась никаких проблем. Для нее все было легко и просто. Только любовь – а все остальные мелочи не имели никакого значения. Она обняла его, затормошила:
– Ванечка, чего скуксился... Ну, рассказывай!
– Валя, свадьбы, наверное, не будет.
– Гуров тебе мало заплатил? Ну брось, обойдемся мы без этих денег...
– Нет, ты не понимаешь... Дело не в Гурове. И не в тебе, и не во мне...
– В чем же тогда? – удивилась она, еще не чувствуя никакого беспокойства.
– Марьяна...
– А при чем тут Марьяна?
– Она не хочет, чтобы мы с тобой были вместе. Она хочет, чтобы я был только с ней, – без всякого выражения произнес он.
– Мало ли что она хочет! – возмутилась Валя. – Что за самодурство... Что, она в тебя влюбилась, да? Влюбилась? Вот глупая... Надеюсь, ты ей все разъяснил.
– Валя, я... Словом, она мне тоже нравится, – сказал он и отвернулся. Дивный профиль молодого героя восемьсот двенадцатого года...
Кажется, он сказал все понятно – сердце у Вали вздрогнуло, и она опустила руки. Темный, беспросветный декабрь за окном.
– Ванечка, как же мы теперь?
– Я не знаю. Правда, я ничего еще пока не знаю... Но ты сама посуди – какая нас с тобой ждет жизнь? Если я останусь с тобой, у Гурова мне уже не работать – это условие Марьяны.
– Ну и что? Обойдемся без твоего Гурова! – пробормотала она, сама не понимая, что такое говорит.
– Валька, без его помощи я погибну! Ты посмотри вокруг – нищета, разруха, продукты по каким-то дурацким карточкам...
– Ты меня не любишь?
– Я не знаю... Наверное, все-таки люблю еще, – вздохнул он. – Но и Марьяну я тоже люблю!
– Почему ты мне не сказал об этом раньше? – потерянно спросила Валя.
– Потому что я не знал, что все так получится! Я и сейчас еще ничего толком не могу понять... Что ты мне посоветуешь?
– Я должна тебе что-то советовать?!
– Да. Да! Ты должна удержать меня. Скажи, что жить без меня не можешь...
Она не могла без него жить – и Ваня знал об этом.
Валя молчала, не в силах что-либо произнести.
Позже, всего день спустя, она последними словами ругала себя за то, что не удержала его. Ваня бы остался с ней – ушел бы от Гурова, бросил бы Марьяну. Но Вале было так больно, так обидно, что она не стала удерживать своего Ванечку.
– Уходи, – сказала она. – Уходи к своей Марьяне...
И он ушел.
А Валя погрузилась в такую беспросветную, кромешную тьму, что жизнь потеряла для нее всякий смысл. Следующим летом она случайно оказалась на даче – всего на один день, по каким-то там делам, и воспоминания о прошлом навалились на нее с новой силой. Она пошла на пруд, тот самый пруд, на берегу которого они оказались как-то с Ваней, Ильей и Лидой.
Заросшая ряской поверхность воды, полет стрекоз над кувшинками, заходящее за лес солнце...