– Пальто у вас больно жиденькое, – жалостливо произнесла Нина Константиновна, гардеробщица. – Не по сезону, Юлий Платонович!

– Очень даже по сезону! – хорошо поставленным голосом возразил Истомин. – Весна, середина марта! Я шел сегодня по Тверской и радовался жизни, словно дитя. Я видел светлые лица прохожих, которых, казалось, обуревали тот же восторг и упоение...

– Конечно, по Тверской-то пройти не грех... – вздохнула Нина Константиновна, доставая вязание и принимаясь быстро-быстро мелькать спицами. – Небось чисто там, убрано. Как-никак центр, да и мэрия рядом. Весь снег убрали, и асфальт с порошком помыли! Вот вам и светлые лица прохожих. А у нас за Садовым, в переулках, грязь такая, что и не пройдешь – сплошные лужи да колотый лед. И грязи полно, с осени еще!

– Это не актуально, – рассеянно ответил Юлий Платонович, который старался не замечать подобных контрастов. Он размотал длинный пестрый шарф, бросил его перед собой на стул и принялся причесываться перед зеркалом обломком гребешка.

В этот момент его и настигла Валя.

– Юлий Платонович...

– Да, дитя мое?

– Я бы хотела с вами поговорить, – серьезно произнесла она.

– Насчет студии? – неожиданно испугался мэтр. Он очень боялся, что может лишиться последнего источника доходов. – Что такое? Кажется, еще на прошлой неделе я говорил с Леонардой Яковлевной, и она...

– Нет-нет, я по личному вопросу! – торопливо успокоила его Валя. – Хотя он касается некоторым образом и вашей студии...

– Я понял, – заморгал Юлий Платонович глазами с тонкими белесыми ресницами. – Вы, дитя мое, так часто заходите к нам на занятия и... Вероятно, Валюша, вы сами испытываете некий литературный зуд. Ведь так?

– Так, – растерянно ответила Валя.

– Не стесняйтесь, Валюша, продолжайте! – благодушно подбодрил ее Юлий Платонович.

Валя для него была частью библиотеки, которая приютила его и облагодетельствовала, и потому он чувствовал себя обязанным всем ее сотрудникам.

– Я тоже иногда пишу, – сказала Валя, доставая из-за спины папку. – Не могли бы вы посмотреть? Я бы хотела знать ваше мнение. Мне трудно судить о себе самой... Если вы скажете, что я обычная графоманка и бездарность, то я успокоюсь наконец.

– А если нет? – хитро улыбнулся Истомин. – А если вы, дитя мое, талант чистой воды?

Он, безусловно, уже настроился хвалить Валю, даже не прочитав пока ни одной строчки из того, что она написала.

Вблизи от Истомина как-то странно пахло – как будто он целую вечность просидел в платяном шкафу, пересыпанный нафталином. То, что Юлий Платонович холостяк, было заметно даже невооруженным взглядом – одна из пуговиц на темной рубашке пришита ядовито-зелеными нитками, на джинсах виднелись сальные пятна, а пестрый шарф давным-давно следовало заштопать в некоторых местах.

Вале было его и жаль и как-то неприятно. «Бедный, старый, несчастный, он готов лебезить перед какой-то рядовой библиотекаршей, которая разродилась романом вроде мадам Климантович...» Но иного выхода не было.

– Давайте вашу папочку. Вот так. К следующей пятнице или чуть позже я скажу вам ответ, – ласково произнес он.

Он прижал Валину папку к груди, словно какую-то драгоценность.

– Я готова вам заплатить, Юлий Платонович! – решительно произнесла Валя. – Вы занятой человек, я понимаю... Ведь вам придется тратить на меня время. Сколько?

– Нет-нет! – Мэтр зажмурился и затряс головой в ужасе. – Никаких денег! Ради ваших прекрасных глаз, Валюша...

– Юлий Платонович...

– Ничего не хочу слышать!

Спорить с ним было неудобно – тем более что в гардеробную ввалилась супружеская чета Климантовичей.

– Знаешь, дуся, я мог бы вполне остаться дома, – недовольно гудел супруг Климантович, видимо, продолжая какой-то разговор, который велся еще на улице. – Что такого?

– Тебе бы стала звонить эта рыжая стерва! – раздраженно прошипела Гликерия Петровна. – Пусик, да не стой ты столбом, помоги мне снять пальто! И та, другая, из общества по защите прав потребителей...

– Каких еще потребителей? – гудел Климантович. – Ты все придумываешь, дуся...

– Ничего я не придумываю, я точно знаю! Стоит мне подойти к телефону, как они сразу же бросают трубку, услышав мой голос...

– Просто люди понимают, что ошиблись номером! Это чистая случайность.

– Знаю я подобные случайности...

За Климантовичами явились Будрыс, Клара Пятакова в черном балахоне до пят, обозначавшем ее социальный статус вдовы, надменный Гога Порошин. Последним забежал Рома Асанов – он вечно опаздывал из-за своей работы.

– Валя, замени меня! – позвала Наталья. – Всего на полчасика! Мне надо срочно сбегать в книгохранилище – там посетитель требует «Молот ведьм».

– У нас его нет, – вспомнила Валя.

– Как это нет? В каталоге-то он указан, – не согласилась Наталья.

– Это ошибка, карточку просто не изъяли из каталога, а на самом деле «Молот» давно украл один читатель, любитель средневековых ужасов...

– А я такого не помню, – упорствовала Наталья. – Надо проверить!

Валя пошла в читальный зал, а потом вдруг неожиданная, ненужная мысль посетила ее: «Коваленко не пришел! С чего бы это? Наверное, ему надоело тратить время попусту».

...Она уходила в девятом часу одной из последних – оставалась только Леонарда Яковлевна, которая строчила отчет в центральную библиотеку, да Будрыс копался возле гардероба – у него сломалась молния на куртке, и он все пытался ее застегнуть.

– Что, нашли «Молот»? – спросил он тихим печальным голосом Валю. Наверное, слышал тот разговор с Натальей...

– Нет, его действительно не было... Украли. Просто беда с некоторыми читателями!

– Валентина Кирилловна...

– Что?

– Покажите мне книгохранилище. Оно ведь в подвале, да? – скорбно спросил Будрыс. – У меня страсть к подземельям, ко всем этим таинственным местам...

– Ничего я вам не покажу! – с досадой произнесла Валя. – Придумаете тоже... Туда, между прочим, посторонним вход запрещен!

Будрыс вздохнул и печально зашаркал к выходу. Сзади его брюки были забрызганы весенней грязью...

Валя, оставшись одна в коридоре, посмотрела на себя в зеркало. «Ради ваших прекрасных глаз», – сказал Истомин. Глаза были темными, зеленовато-карими. Болотного цвета.

– Вот если бы только карие или совсем зеленые... – задумчиво прошептала она. – Леонарда Яковлевна, я ушла!..

Она вышла в сырую мартовскую мглу.

– Валя!

В первый момент ей показалось, что ее окликает Будрыс, вдруг решивший дождаться ее. Но это был совсем не Будрыс – в припаркованной возле дороги машине сидел Герман Коваленко.