Индиец традиционно видится из России сосредоточенным йогом, праздничным факиром, веселым бессребреником, возвышенным раздолбаем... но не тут-то было. Он сложным орнаментом сплетает внутри себя несоединимые для нас вещи.

– Я близко общался с владельцем нашей крупнейшей фармацевтической компании. Он был джайном: не прикасался к мясным или рыбным блюдам... не ел даже грибов, потому что в грибах могли оказаться черви – а нельзя убивать ничего живого. Он рано вставал, занимался йогой, потом шел на работу до двенадцати ночи и выжимал из сотрудников кровавый пот, – рассказывает Шумит. – Логика его была простая: если он, как владелец компании, отдает бизнесу себя до последней капли, то почему его подчиненные должны работать при более щадящем режиме?

– А зачем джайну столько денег для попадания в нирвану? – спрашиваю я.

Шумит пожимает плечами.

Джайнизм опирается на учение о перерождении душ и воздаянии за поступки. Соблюдая строгие аскетические правила, можно быстрее достичь нирваны. Половина джайнов – монахи с колокольчиками на сандалиях, чтобы не задавить букашку, а половина – торговцы. Им даже запрещено пахать землю, поскольку при этом могут быть уничтожены жуки и червяки.

На вопрос, куда лучше вкладывать деньги, в Китай или в Индию, мировой бизнес отвечает, что это совсем разные вещи. В Китае – профессионалы, в Индии – люди. В Китае время – деньги, в Индии – пока еще философская категория. Посттоталитарная китайская бюрократия перестроилась быстрее, чем постсоциалистическая индийская. Китайцы ради бизнеса готовы пожертвовать всем, индийцы способны только плавно вписать бизнес в кармическую идею.

Но в Китае вы попадаете в мир сотрудников и ситуаций, напечатанных на одном станке, а в Индии – в праздник накапливания индивидуальностей и подходов. А ведь, как известно, самые эффективные решения рождаются из суммы разных подходов. Индия «не стирает» индивидуальность и сильна именно этим.

В Индии культ высшего образования и точных наук. В год здесь выпускается более 100 000 компьютерных инженеров и 70 000 программистов, не считая тех, кто учится за границей. Около сорока процентов научных сотрудников NASA, IBM, Microsoft – индийцы или имеют индийские корни. Китай даже бизнес делает по окрику сверху, Индия даже в армии имеет индивидуальный подход к солдату.

– В Индии вековая традиция сбережений, – поясняет Шумит, – это у вас деньги хранят в кубышке, потому что не верят банкам. А у нас никого никогда не лишали собственности и не били по кошельку дефолтом, несмотря на то что в половине штатов правят коммунисты. У нас всегда уважали собственника. Отсюда солидная банковская и страховая система...

– Какая солидная, если даже автобанкоматов нет?

– А они нам не нужны... Почти у всех моих родственников вложены деньги в банки. Они, конечно, ждут перевоплощения, но при этом аккуратно и медленно откладывают деньги на старость, на медицину, на образование и свадьбы детей. Очень многие это делают через фондовый рынок... В Индии живут восемьдесят три тысячи миллионеров. Средний класс насчитывает 300 миллионов жителей. Это больше, чем во всей Европе и России, вместе взятых...

– А как накапливают бедняки на свадьбы?

– Потихоньку покупают золото...

В гостиницу ехали вчетвером: Лена Трофимова, Игорь Чубайс, тот самый профессор с большим фотоальбомом и я. Сил не было, но загадочность храма сикхов победила. Мы изложили профессору желание осмотреть храм возле гостиницы, и он тут же активизировался, несмотря на большое количество выпитого. Начал командовать водителем, остановился перед странным забором и пошел договариваться, чтобы нас пустили на экскурсию.

Храм был закрыт и неосвещен, хотя до этого работал круглые сутки. Втроем мы двинулись через ограду. У входа стояла очаровательная пухленькая девушка в форме охранницы.

Она сказала, что, к сожалению, ночью может показать нам храм только сбоку, потому что главные ворота заперты. Мы двинулись за ней во двор, там в темноте на одеялах размещались группки людей. Одни тихо разговаривали, другие – молились, третьи – что-то готовили и ели, четвертые – спали.

Справа стоял странный деревянный помост. Сначала показалось, что это многоэтажная телега, которую прицепят к чему-то и повезут. Но колес не было. А было несколько деревянных этажей, похожих на гигантские книжные полки. На этих полках плотными рядами сидели старухи в белом в позе лотоса. Пространства было ровно столько, что они могли только сидеть рядами, как мрачные белые птицы, высиживающие яйца.

Мы встретились глазами... в них не было ни беды, ни раздражения. Там темнела нечеловеческая усталость. Они не сознавали свое присутствие здесь ночью как проблему. Они просто не мыслили в этих категориях и отстраненно и безропотно доедали, доживали свою страшную одинокую карму.

– Почему они там сидят? – спросила я девушку в форме в надежде, что она расскажет что-то о специальном ритуале, о сборе на утренний праздник и еще о чем-нибудь, гуманизирующем картину.

– Они пришли сюда ночевать, – ответила девушка без всякой интонации.

Потом мне объяснили, что старухам холодно спать на асфальте и земле, и они заранее приходят занимать места на этом помосте, чтобы провести ночь в медитации, а утром получить бесплатную еду.

Мы карабкались по боковым ступеням храма, смотрели в глубокой ночи на его парадную часть. Почти ничего не видели, но не хотели огорчать очень старающуюся девушку. Тут меня осенило.

– Ребята, это не тот храм! Я видела тот из окна только фрагментами, но это не сикхи.

Девушка подтвердила, что храм буддистский. Мы изумленно переглянулись. Видимо, профессору-мусульманину сикхи были настолько несимпатичны, что он умудрился обвезти нас вокруг гостиницы и отправить совершенно в другой храм. А тьма была такая кромешная, что архитектурные особенности не различались. Вышли обескураженные, пытались дать девушке денег – отказалась. Глаза у нее сияли от того, что показала нам свой храм.

Лично я, даже будучи буддисткой, в этом храме не ощутила ничего, кроме пронзительной тоски от вида старух на деревянных ярусах. Собственно, и в азиатских дацанах я была пленена энергетикой, но не почувствовала «своими» круглоголовых монахов в синих халатах, презрительно и мрачно созерцающих меня узкими глазами.

Учитель сказал на это: «Чужой храм не должен сидеть на человеке как его платье. Должно быть комфортно в идее, а не в ее местном каменном воплощении».

До гостиницы оказалось не очень близко. Путь лежал по темной улице, заваленной спящими людьми. Некоторые молча сидели в темноте на остановках. Россиянину трудно осознать такой образ жизни, ведь даже российский бомж всегда находится в символическом пути куда-то.

Индийский нищий никуда специально не движется по горизонтали, он живет на асфальте и движется только по вертикали – к новому воплощению. Количество нищих в темноте на совершенно пустой улице пугало, мы с Леной жались к высокому, величественно плывущему Игорю и умирали от страха.