Как я сожалела теперь о своем импульсивном решении вернуться в Гаворт! Никакого душевного покоя я не обрела, а Вильгельм Штайбер наверняка уже объявил охоту и найдет меня здесь — скорее, рано, чем поздно, если Оливер Хелд действительно его шпион. Я совершила ужасную ошибку: проложила ему след до моего дома и тем самым навлекла угрозу на своих близких. Единственный способ обезопасить их — это немедленно убраться отсюда.

— Ехать? Куда? — воскликнула Эллен, явно огорченная, поскольку видела, что ее я с собой брать не собираюсь.

— Пройди ко мне в кабинет, Шарлотта, — кивком указал мне отец и, обращаясь к Эллен и мистеру Николсу, добавил: — Мне нужно поговорить с дочерью наедине.

Мы прошли в его кабинет. Он закрыл дверь, сел за стол и жестом велел мне сесть в кресло напротив. Я приготовилась к новым вопросам. Папа с минуту помолчал в задумчивости и задал тот, которого я совсем не ожидала:

— Помнишь маску, которая была у нас в твоем детстве?

— Да, папа. — В моей памяти всплыла комичная физиономия гоблина из папье-маше.

— Как-то я попросил тебя надеть ее и спросил: «Как ты думаешь, какая книга — лучшая в мире?» И ты ответила…

— Библия, — поспешно вставила я.

— Я спрашивал тебя и о других важных вещах. Ты отвечала охотно и искренне. Маска помогала тебе чувствовать себя свободной и говорить начистоту.

Не такой свободной, как он думал, — мелькнуло у меня в голове. Я всегда помнила: он знает, что за маской — я, и, ответь я не так, как ему хочется, меня ждет нотация.

— Я хочу, чтобы сейчас ты тоже говорила начистоту, Шарлотта. — Вытянув на свет эту историю, папа связал меня дочерним обязательством прочнее, чем связывали в Бедламе смирительной рубашкой. — Что, скажи ради Бога, происходит? Это снова связано с Джоном Слейдом?

Ему я солгать не могла, к тому же мне было необходимо, чтобы хоть один человек, который любил меня и верил мне, знал все.

— Да, папа, — ответила я и поведала ему всю историю.

Он, как я и ожидала, не стал скрывать своей тревоги, даже ужаса, и огорчения, но не пытался и отговаривать меня следовать тому плану, которым я с ним поделилась.

— Ты должна сделать то, что должна, чтобы спасти мистера Слейда, себя и страну. — Он печально усмехнулся. — Из моих детей ты больше всех похожа на меня. Вы все были умны, все унаследовали мою любовь к чтению и сочинительству, но только ты хотела взять на себя ответственность за судьбу мира, как когда-то хотел я. У отца не должно быть любимцев среди собственных детей, но у меня был: больше всех я всегда любил тебя, Шарлотта.

У меня защипало глаза от слез. Я всегда считала, что больше всех он любил Бренуэлла и сожалел, что его единственным оставшимся в живых ребенком оказалась я, наименее удачная.

— Потерять тебя было бы для меня подобно смерти, — продолжал папа. — Но я отпущу тебя на выполнение этой твоей миссии с моим благословением, однако только в том случае, если ты дашь мне одно обещание.

Посул благословения, ограниченный некими условиями, насторожил меня:

— Какое обещание, папа?

Он воздел руку:

— Сначала поклянись.

Связанная дочерними долгом и любовью, я сказала:

— Клянусь.

Папа встал, открыл дверь и позвал Эллен и мистера Николса.

— Пакуйте чемоданы, — сказал он им. — Вы едете с Шарлоттой. Она согласилась взять вас с собой.

Я никогда еще не видела этих двоих такими ошеломленными.

— Будет весьма неуместно, если мистер Николс отправится путешествовать вместе с нами, — не удержалась Эллен.

Сам мистер Николс, казалось, был в восторге от такого везения и рассыпался в благодарностях. А я была в ужасе оттого, что папа обременил меня двумя непрошеными телохранителями, за безопасность которых я к тому же должна буду тревожиться. Я попробовала было протестовать, но папа пресек мои возражения тем строгим взглядом, каким смотрел на прихожан, разговаривавших во время службы.

— Ты пообещала, Шарлотта, — напомнил он и, обернувшись к Эллен и мистеру Николсу, повелел: — Защищайте мою дочь. — Взгляд, которым он одарил мистера Николса, говорил о том, что он не забыл намерений своего викария увести у него дочь, но оставляет этот разговор на будущее. — Если с ней что-нибудь случится, я буду считать ответственными за это вас обоих.

1851 год. Январь. Слейду едва удалось унести ноги из Кремля.

Его крови возжаждали уже через несколько минут после того, как он ускользнул из своего схрона в царской приемной, где, прячась и подслушивая, узнал новость о казни британских агентов. Мчась через дворец, он слышал за собой грохот сапог гнавшихся за ним жандармов. Слейд впал в немилость столь стремительно, что у него не было времени подумать. Теперь оставалось только бежать.

Оказавшись на воздухе посреди морозной ночи, Слейд увидел огни факелов — это поисковые отряды обшаривали кремлевские дворцы и храмы. Он дрожал от холода, не успев прихватить пальто, и прислушивался к собачьему лаю: за ним охотились с волкодавами. От пространства безопасности его отделяла кремлевская стена. Единственной надеждой на спасение был путь отхода, заранее подготовленный им на экстренный случай.

Он направился к парковой дорожке, изнутри тянувшейся вдоль стены от Спасских ворот до башни в восточном углу Кремля. Приближаясь к нему, он услышал крик:

— Вот он!

По заледеневшей дорожке у него за спиной загрохотали сапоги. Собачий лай раздавался уже совсем близко. Слейд прыгнул через сугроб между деревьями и залег, прижавшись к стене и в темноте шаря по ней руками в поисках железных костылей, которые ночь за ночью, по одному, вгонял в цемент, соединявший кирпичи, так, что эти костыли образовали что-то вроде лестницы. Подгоняемый целой армией неумолимо приближавшихся преследователей, он начал карабкаться по стене, снабженной бойницами. Его голова показалась над деревьями, и кто-то закричал:

— Вон он, наверху!

Поднялась пальба. Пули ударялись о стену вокруг него, но он успел перевалить через нее и рухнул в деревья по ту сторону. Ветви расцарапали ему лицо, но сугроб смягчил удар. Он с трудом поднялся и ринулся к аллее, проложенной вдоль реки. Слейд петлял, увертываясь от пуль: по нему стреляли теперь с других башен. Праздничные костры, горевшие на берегу, освещали скользивших по льду конькобежцев. Играл оркестр, но музыку заглушал бешеный цокот лошадиных копыт. Из-за угла кремлевской стены вырвался и бросился за ним отряд верховых жандармов. Он резко обернулся. С противоположной стороны к нему галопом скакал другой такой же отряд. Слейд ринулся вниз по прибрежному склону и затерялся среди плотной толпы людей, собравшихся вокруг костра. Судя по роскошным соболиным шубам, это были представители аристократии. Жандармы остановились на береговой аллее, подняв факелы и сверху вглядываясь в толпу, но не рискуя стрелять, чтобы не попасть в какую-нибудь важную персону. Слейд ждал, задыхаясь от бега и дрожа от холода.